Крича и царапая руки санитаров, ребёнок пытается освободить свои плечи от их цепких пальцев. Сильный толчок в спину, ногти впиваются в голую кожу, чей-то голос гневно шипит о спокойствии. Мальчик надрывно просит отпустить его – ему не нравится здесь, в этой больнице, в этой клетке из камня и кирпича. Крик обрывается на самой высокой ноте, санитар изумлённо охает и ослабляет хватку. Ребёнок изворачивается и несётся прочь, шлёпая босыми пятками по холодному полу, пока вспышка ступефая не сбивает его с ног.

Смазывая контуры, размывая лица, расплавляя человеческую жизнь в вязкую кашу из самых плохих воспоминаний, три фигуры в чёрных плащах медленно плывут вокруг юноши, свернувшегося на полу в позе эмбриона. Широко распахнутые, но абсолютно пустые глаза смотрят в никуда, ни один мускул напряжённого лица не двигается, лишь неуверенное, поверхностное дыхание выдаёт жизнь в этой неживом на первом взгляд существе. Грудь вздымается и опадает в неритмичных вдохах и выдохах, а в сознании, подчиняясь невидимым импульсам страшных существ, вспыхивают сотни картин, которые он совсем не хотел вспоминать.

Родители стоят совсем рядом – протяни руку, и коснёшься флисовых брюк отца или подола материнского платья. Они ободряюще улыбаются шестилетнему мальчишке, смотрящему на них снизу вверх с больничной кушетки. Несколько минут назад врач сказала им что-то важное, что-то, отчего их лица посерели и состарились, а улыбающиеся рты вмиг превратились в тонкие нити. Отец кивнул, мать схватила его широкую ладонь, вздохнула сдавленно, судорожно, и тоже склонила голову.
Вергилий весело болтает ногами – три дня назад он узнал, что является волшебником. Дар проявился резко, неожиданно – но разве не так это происходит у других детей? Осталось подождать всего несколько лет, и он попадёт в волшебную школу, сказки о которой читал ему дед.
- Вергилий, - нарочито серьёзный голос отца, его натужная улыбка, даже само произнесённое им полное имя заставляют мальчика насторожиться. – То, что ты сделал несколько дней назад – это ненормально…
- Разве я не волшебник? – детские брови серьёзно хмурятся, почти соединяясь над переносицей. Мать грустно улыбается, но голос отца всё так же тих и серьёзен:
- Волшебник. Но обычно дар не проявляется… таким образом. Ты должен остаться здесь на несколько дней, чтобы врачи проверили, что с тобой всё в порядке.

В уголках распахнутых глаз возникают две большие капли, которые ту же спускаются по скуле, оставляя светлые следы на грязной коже. Радостно кивающий ребёнок исчезает вместе с воспоминанием о том дне, когда старшие Алькоры, сами того не ведая, подписали приговор своему сыну. Дементор наклоняется над дрожащим телом, приближает голову к самому лицу Вегилия. От существа веет покоем…

Ребёнок кидает мяч. Сначала в одну стену своей комнаты, затем – в другую. Тук-тук-тук. Кинул – поймал. Занятая мать прогнала его с кухни – крутился под ногами. Отец попросил поиграть в своей комнате – восторженный рассказ сына о каком-то увиденном недавно жуке не давал ему сосредоточиться на книге.
Тук-тук-тук.
- Гиль, прекрати, пожалуйста. У тебя же есть краски – можешь тихо порисовать? Ты мешает папе работать, - отец с его вечно нахмуренными бровями стоял в дверном проёме, опершись плечом о косяк и зажимая пальцем нужную страницу в книге.
Мальчик ткнул пальцем в обложку:
- Я умею читать. Эта книжка не для работы.
Снова тук-тук-тук. Мяч о стены.
- Пожалуйста, Вергилий, - отец, раздражённый не столько поведением ребёнка, сколько недавней ссорой с женой, перехватил игрушку и убрал в ящик. – Посиди тихо.
- Нет!
Ребёнок топнул ногой. Он вытащил из коробки первое, что попалось – игрушечную волшебную палочку.
- Вы со мной не играете! – звонкий голос бил по барабанным перепонкам. – Тогда почему запрещаете мне играть с самим собой?!
Палочка застучала о мебель – глухо о столы и полки, почти неслышно о кровать, резко и неприятно – о стеклянную вазу с куцыми цветами, оставшимися со дня рождения. Отец раздражённо поморщился.
- Прекрати немедленно! – требовательно произнёс он, но ребёнок продолжал носиться по комнате, уже голося какую-то привязчивую считалку. – Вергилий!
В воздух взметнулась волшебная палочка – не игрушечная, настоящая – но успокаивающее заклинание так и не слетело со сведённых болезненной судорогой губ отца. Он только сдавленно охнул и схватился за грудь, осел на подкосившиеся колени. Книга выскользнула из рук, открывшись ровно посередине.     
В дверях замер силуэт матери – домашний халат, фартук, половник в одной руке и палочка в другой. Привычное чуть возмущенное «Что происходит?!» и крик боли.

  Напряженное лицо кривится от боли. Не физической – моральной, от чувства вины, от жалости к родителям, от жалости к самому себе. Дементор довольно отплывает от скорчившегося юноши, три чёрные фигуры продолжают свой жуткий танец.

Трубки. Провода. Волшебные палочки. Стены больницы Святого Мунго. Изредка приходящие родители. Согнувшиеся от боли санитары. Через несколько дней, устав терпеть невыносимую боль при одном только приближении к ребёнку, они стали посылать к нему врачей-сквибов. Те не чувствовали особого дискомфорта.
- Только голова кружится, - пожал плечами врач-интерн, всаживая в вену шестилетнего ребёнка третий шприц парализующего зелья.
Черед несколько лет интерес учёных ослаб. Родителям была выслана сова с просьбой не навещать больше ребёнка, так как он поражён необычайно опасной болезнью. На деле парализованный и насильно введённый в состояние овоща Вергилий был просто-напросто сослан с глаз долой. По злой иронии судьбы местом, куда отправили одичавшего от больницы ребёнка, оказалась тюрьма для самых опасных волшебников магического мира.

  - Экспекто патронум!
Дементоры испуганно отпрянули от неподвижного тела. Серебристый койот потрусил в угол камеры, скакнул в другой, вскинул острую морду к окну, клацнул зубами и исчез.
Хрипящий смех разнёсся по небольшому помещению.
- Ты не представляешь, чего мне стоило заставить эту тварь мне подчиняться! – хохотал кто-то за спиной юноши. Гиль с трудом перевернулся на другой бок и поднял глаза на высокого и худого до костей мужчину. Он смеялся, обнажая жёлтые зубы, и исступлённо тыкал корявым пальцем в тот угол, где секунду назад растаял патронус. – Сколько лет! Для тебя! Для тебя…
Вергилий приподнялся на локтях, сонно моргнул. Голова гудела, мысли разбегались отвратительными тараканами. Крошечная камера плавала перед глазами.
- Мне нужен твой дар, - прохрипел Хлыст, рассматривая юношу сверху, словно тот был ненужным приложением к этому самому дару. – Чёрт, да ты же просто ребёнок! За тобой нет греха. Помоги мне – и я верну тебе свободу.
Гиль поднял руку, протянул её, стараясь хотя бы кончиками пальцев коснуться грязной робы этого человека. Ангела. Спасителя. Он смог прогнать этих страшных существ, на протяжении долгих лет тянущих из него последние силы, убивающих желание жить.
Он пришёл, чтобы подарить свободу…