Когда вам четырнадцать лет, вы влюблены, и наступает День Всех Влюбленных - именуемый также днем Святого Валентина, вы, уважаемый читатель, должно быть, рады. Когда вы - Николь Биззар, когда вам - четырнадцать полных годков, когда вы уже третий год любите Северуса Снейпа - это день - день кошмара. Почему? Что ж, у вас, должно быть, не все в порядке с воображением.

Проснувшись под всеобщее радостное шушуканье, я долго не могла поверить - этот день настал. Девочки, истинные Слизеринки, многие чистокровны - они радовались этому событию, как какие-нибудь простодушные Хаффлпаффцы, и мне было противно от всеобщего визга, умиленных вздохов и красных щек - которых я не видела, но которые ощущала. Весь сегодняшний день школа будет залита розовыми соплями, завтра их ошметки хлопьями будут лететь из-под потолка, а на третий день как минимум человек пятнадцать не будут ночевать в своих постелях - послевкусие конфет с привораживающим зельем войдет в полную силу, мальчики наконец-то получат ежегодную порцию адреналина - девочки... Девочки будут - кто унижен, кто восхищен, кто просто пойдет дальше - благо, наш курс еще не дошел до этого состояния. Я не готова просыпаться посреди ночи от того, что кто-то пришел после бурно проведенного времени, а потом выслушивать восторги и “вздохи-ахи”. Но мы не об этом.
Ресницы ползут вверх и белесые глаза смотрят на толпу девушек, сидящих на полу. Они обложены розовыми открытками, розовыми коробками, коробочками, коробкАми, корзинками, конфетами, фантиками, перьями, бантиками, цветами. Такое чувство, что кто-то вскрыл тайник Риты Скитер - ей богу. Я вижу настенный календарь и понимаю - черт, все еще хуже - четырнадцатое февраля еще не настало. Потому что сегодня тринадцатое. Сегодня все к нему готовятся. Я шумно выдыхая и встаю с кровати - сегодня мне ничего не снилось - Алилуйя, можно хоть пару часов жить спокойно - без слез, без страха, без отчаяния. Щебетание девочек замолкает - ну, конечно, психованная встала. Моих друзей нет - небось готовят что-то грандиозное. Но, увы, мне не дано к ним присоединиться. Элисон встает - противная, прыщавая, худощавая блондиночка - и протягивает мне письмо от профессора - !!! - Дамблдора. Что забыл он в моем личном мирке, я не знаю, и посему поспешно разрываю конверт, пробегаю глазами по желтоватому пергаменту. Пожалуй, вся школа слышит мой отчаянный крик, послание падает из руки. Меня назначили украшать зал. Я - единственная из Слизерина. Тринадцатое февраля отныне - день траура для Николь Биззар, клянусь.

Сегодняшний, завтрашний и послезавтрашние дни объявили выходными - поскольку половина учителей были заражены никому не известной болезнью. Ну, конечно, вся школа при этом была осведомлена, что гриффендорцы сварили новых чудо-яд, который приращивал профессорам части тела различных животных. Мне было глубоко плевать - я умылась, одела кеды - универсальная вещь, узкие черные джинсы - у нас, магов, эта ткань появилась гораздо раньше магглов, белую майку, клетчатую рубашку (красная, синяя и светло-голубая полоса), вязаный крупными кольцами черный шарф, много-много кожаных браслетов с рунами, подняла волосы в пучок - сегодня получалось еще более жутко, чем обычно. Почти нормально одета - да, мой вкус вызывал у многих отвращение, а мне было плевать. Я одевалась так, как хотела, училась так, как могла, ругалась матом, курила (да-да, в 14 лет), и владела палочкой. Я не любила тусовки, не любила говорить о мальчиках, и вздыхала по Северусу Снейпу - пожалуй, я псих.
Паническая атака настигла меня при входе в пустующий Большой зал - обеденные столы были девственно-чисты, ну, конечно, я пропустила завтрак. Все к тому же были заняты - и теперь я видела только далекий девчачий силуэт на ступеньках, ведущих на учительский помост и кучу розового барахла. Темные силуэты поплыли перед глазами, меня забило мелкой дрожью - черт, надоело. Зубы сжались сами собой, глаза проморгались - стало легче. Я стиснула тёплое дерево палочки и угрюмо направилась вперед, к своей напарнице.

Я смотрела на нее, как удав на кролика, и я видела, видела, что она боится меня - поэтому беспрепятственно и бесцеремонно поднялась на несколько ступенек выше - к прекрасной куче розового барахла, марлевого тряпья, шариков, сердец и шоколадных конфет, из которых надо было соорудить гирлянду. Мое отвращение переползало в ужас, ужас того, что придется этим заниматься, что все это - на полном серьезе. Да еще и с этой...
- Скажу тебе честно - я тут ничего не забывала. Просто наш дорогой директор решил сыграть с бедной не выспавшейся девочкой злую шутку.
Я демонстративно зевнула и ткнула палочкой в коробку. Оттуда змеей выползло нечто блестящее и пыльное, похожее на розовую змею - почти елочная гирлянда, с одним отличием - она была цвета, который на Рождетсво в Хогвартсе никто не использовал. Меня уже подташнивало от него, от ярких переливов, от пятен цвета фуксии во всех углах - я с пренебрежением взяла шуршащую массу в руку и стала искать глазами лестницу.

Помнится, я нашла на чердаке фотографии - старые, но в довольно-таки приличном состоянии живые картинки. Мне было семь лет - и я росла тихой, отчужденной дурочкой, которая ходила прямо, улыбалась гостям и носила темно-серые платья. У меня были длинные черные волосы - почему-то теперь они посветлели, светлые, холодные глаза. Я любила свою бабушку, чистокровную, богатую, мечтала о палочке и писала каллиграфическим почерком. И тогда я наткнулась на эту злосчастную коробку. Они лежали в конверте, на котором почти печатными буквами было выведено “моя любимая”. Конечно, мой детский мозг был крайне возбужден и наивен, поэтому я вскрыла бережно хранящее воспоминания отца хранилище. На фото была женщина - женщина молодая и грустная, болезненная, и не сказать чтобы красивая. У нее были жиденькие светлые волосы, длинные руки и светлая кожа - да, возможно, у нее была красивая грудь и она держала осанку - больше плюсов я в ней не нашла. На ней было платье - приторно-розовое, яркое, как будто она собиралась пойти на карнавал, при этом украшенное светлыми тканевыми розочками. Она не улыбалась - просто смотрела в объектив, слегка покачиваясь и моргая. Я перевернула прямоугольник бумаги - на обороте было написано имя моей матери, женщины, которая даже не пыталась жить ради ребенка, которая убила моего непутевого родителя. Так, впервые, на юном лице отразилось презрение и ярость. Тогда на чердаке обрушился потолок.

Я не любила розовый цвет - во всех его проявлениях, и поэтому день Святого Валентина был для меня наказанием. Запах пыли от украшений был идентичен запаху чердака, хранящего ненужные мне мысли. Я обернулась к напарнице.
- Скажи хоть что-нибудь. А то мы тут со скуки помрем, если раньше на гирлянде не повесимся.

Пожалуй, если бы мои глаза могли воспламениться, они так бы и сделали.
Потому что мой взгляд был поистине сжигающим.
“Мы”. Уже мы - черт, эта девчонка слишком много думает о себе-любимой и совершенно забывает об обстоятельствах - если уж ей в уши кто-то смог затолкать розовые сопли, то я не куплюсь на дешевые конфеты и банальные признания. Я - это я, я - отдельно стоящая личность, выпадающая на всех торжественных линейках, не учавствующая в самодеятельности замкнутая Слизеринка, раскрывающаяся только в обществе друзей. Она, Дора, к ним не относилась, слишком самовлюбленная, слишком веселая, слишком громкая и кричащая - фи. Она не могла бы мне понравиться, никогда, даже если бы меня заперли в одной комнате с ней и Поттером - безусловно, Джеймс стал бы моим собеседником. Слишком уж много она о себе воображала.

Я не отрицаю - да, я тоже эгоистичная сволочь, но я не выпячиваю это, как значок старосты на груди. Я просто прохожу мимо, даже не смотря на людей - она же дает всем указания, побуждает делать что-то, и Мидоуз плевать, хочет ли человек участвовать. Ей все равно - голова у тебя болит, или нет, она будет смеяться, кричать, танец на столе станцует - лишь бы достать из скорлупы  еще не готового родиться цыпленка.

Заклинания? Не знает ли она заклинаний? Похоже, на Хаффлпаффе мозги вышибают на первом же курсе - выборочно, но большинству. Конечно, Слизеринка знает заклинания - когда твоя настольная книга написана экспертом по темным искусствам это незибежно. Другой вопрос - какие я знаю заклинания. Левитация - стандартно. Сердечки, этот жуткий символ, они должны летать над столами, должны привлекать восторженные взгляды смазливых девчонок и смущенный парней. Я не стала дожидаться, пока она закончит, выдернула коробку с бархатными украшениями и ткнула в них палочкой.
- Wingardium Leviosa! Semper!
Я направила руку на столы - по очереди, кидающими движениями, будто волшебная палочка - это удочка, а непрерывно выползающие из коробки сердца - леска. Аккуратные ряды над каждым столом, которые длинными рядами разделяли зал на четыре части - по мне, так и этого достаточно. Я смотрю на свою напарницу - которая стоит разинув рот, и хмыкаю, рассматривая содержимое остальных пакетов.
- Мне кажется, что парням с нетрадиционной ориентацией это понравиться. Как и толпе идиоток, которые сейчас щебечут бегая по коридорам. Оставшемуся проценту личностей, - в моих глазах явственно читалось - ты к этому числу не относишься, - которые обладают мозгами, глубоко все равно на столь “чудесный” день. Обожраться конфет, обложиться розовыми плюшевыми зайцами - вот и весь праздник. Смысл его отмечать? Неужели нужен повод, чтобы признаться в чувствах, если уж искать логичное объяснение происходящему? Нет. Если они, конечно, искренние.

Губы ползут вверх, чуть изгибаясь. Именно сейчас в ней можно увидеть черты дальних родственников - Блэков, именно сейчас ее лицо выражает отвращение без единой примеси. Увидев Николь такой - совсем юной, напряженной, красиво-холодной, любой из Пожирателей Смерти принял бы ее за свою. А смотрела она в пространство.
Мелкий, сыпучий, противный розовый дождь из конфети-сердечек. Что за извращение, кому в голову могла прийти такая нелепость?! Никки вскинула палочку, обведя себя по кругу - банальное Протего, чтобы защитить свой стан от столь неприятного явления. Теперь, когда волосы были в безопасности, ум пришел в трезвое состояние, можно было и послушать. Медоуз начала в свойственной ей манере - с притворным дружелюбием, приторно-сладким голоском, полным якобы дружеского отношения и понимания.
- ... тогда ты это еще не сделала. Счастливый человек не бывает таким грустным. Разве нет?
Голубые глаза стремительно упираются взглядом в Хаффлпаффку, руки сжимаются в кулаки, палочка мягко врезается в плоть. Она ничего не знает, эта сплетница, сейчас беспощадно засыпающая сердце Николь такими словами. Медоуз даже не думала о том, что чувствует юная Слизеринка, каких усилий ей стоит проходить мимо Северуса, и каждый раз видеть его взгляд, направленный в сторону Гриффиндорского стола. Никки подошла бы, она бы обняла его узкое тело, завернутое в мантию-мешок, она нашла бы повод - повод получше дня всех влюбленных. Это маскарад, чертов маскарад, где люди наряжаются в ненастоящие костюмы, в искусственные чувства, все это - лишь жалкая показуха, несравнимая с трепетом влюбленной души. Челюсти напряженно сжимаются, тонкая вена видна под бледной кожей. Барьер падает, и теперь розовые снежинки утопают в густых волосах.
- Откуда тебе знать, что есть счастье, Медоуз? Думаешь, - я сделала шаг вперед, ближе к напряженной однокурснице. Каникулы-каникулы, прекрасное время, когда чистокровные бабушки учат своих внучек колдовать. Наивные сотрудники Министерства - им невдомек, что дети просто уходят на километр от дома... - что счастье - это бегать с воплями по коридорам?...
Встряхнуть шевелюрой, с невинным видом покрутить палочку. Ухмыльнуться.
- Или же, скажем... Подоставать уставших людей своими спорами? - Наклоняю голову, рассматривая ее личико. - А может быть, рассказывать своим магглам-родителям о школе... Только жаль, не поймут ни слова... Вот оно - счастье - верно.
Перебороть желание расхохотаться. Диким смехом.

офф: бред полнейший

- Ты полукровка, а такое ощущение, будто ты прям-таки волшебница в пятидесятом колене, если твоей милой слизеринской роже еще не сообщил никто, я сделаю это первой. Ты ничем не отличаешься от остальных. Ты такая же как все, понятно? А еще одно противное слово в сторону моей семьи и мне уже будет плевать на то, из какого я факультета...
Я кипела, кипела как чайник на плите, и в ушах вот-вот должен был зазвенеть тысячью колокольчиков свисток. Но он не звучал, поскольку я была человеком. Человеком, который умел скрывать свои эмоции. Пожар был только лишь в сердце - мое лицо оставалось мелово-белым, волосы иссиня-черными в бледном свете, падающем из окон. Я смотрела на нее глазами, полными усмешки и безумия - плевать, плевать на ее слова, пусть говорит что хочет, презренная грязнокровка. Я бы не была полукровкой, не родись моя мать сквибом. Оба рода, две совершенно чистых смеси крови в себе - я даже боялась представить такую комбинацию. С дедом и бабкой, да и с прочей родней с материнской стороны мне не дозволено было общаться - да и они, похоже, не особо скорбели об утрате дочери, ровно как и не вспоминали обо мне. А, Николь? Ну, была такая. Не помним. Не знаем. И я их не знаю, сволочей этих, которые не видели даже своего зятя. Ни разу.
“Ей плевать, из какого она факультета” - гениальная фраза, черт возьми. Стереотипы - они правят этим миром, и девяносто девять процентов людей сами вписывают себя в эти рамки. Она слабая. У нее нет духовных сил, чтобы сломать оковы, чтобы вышагнуть из рамок, нет, что вы. Эта девочка-сыплющая-розовые-конфетти не сможет. Я нагло улыбаюсь, во все тридцать один зуб и смотрю на нее с сочувствием. Как смотрела бы на то, как перерезаю горло свинье. Чтобы сделать из нее отбивные. Как на что-то само собой разумеющееся, как смотрят на падших людей. Ее угрозы - лишь пустые слова. Я же вижу, как палочка в ее ладошке трясется, как она боится - конечно, махнуть кулаком любой может, и она это не раз доказывала. Только каждый раз, день ото дня, ее сдавали. Показатель ли это? Безусловно. Ее жертвы не боятся повторного нападения. Потому что не сможет. Слабачка.
Это слово вертится на языке, когда я непринужденно поворачиваюсь к ней спиной, неся руку перед собой. Губы тихо шепчут: Протего, и я чувствую холод вокруг себя - все, номер не прокатит, дорогуша. Отхожу на достаточное расстояние - чтобы эмоции можно было выпустить наружу, как птиц из клеток, дать наконец голове думать, а губам - усмехаться.
- Знаешь, ты так мило стоишь на одном месте... Очень трогательно наблюдать - знаешь, стоит себе грязнокровка посреди зала, злиться на меня - по сути, ангельское создание. Вечно бы смотрела! - Я плавно поворачиваюсь, наклоняя голову и делая стремительный выпад - безобидное заклятие. Она - около дальнего конца стола. Я - около выхода. - Locomoter Mortis.  - Палочка выпускает из себя жетое сияние. Стой, дорогуша. А я пошла.