FLAGRATE: «marauders. chapter II»

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » FLAGRATE: «marauders. chapter II» » ➸ омут памяти » three to tango 7/12/1976


three to tango 7/12/1976

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

I. место:
Хогвартс, коридоры третьего этажа
II. участники:
Carolina Wilkinson, Refkell Corvato, Laertes Gilbert
III. краткое описание:
"Танго - это смесь ярости, боли, веры и отсутствия."

(c)Энрике Сантос Дисcеполо
О том, как кто-то нарывается.

Отредактировано Laertes Gilbert (16.02.2011 23:54:22)

+2

2

Утро выдалось весьма темным и дабы избежать этого вида природы Кэрол сразу встав поняла, что проведет весь выходной день в библиотеке. Наспех причесав длинные завитушки волос и одев плотную, длинную красную рубашку, черные лосины и черные баскетки она покинула спальню девушек.
В поисках съестного пришлось таки спуститься в большой зал, перекусить весьма аппетитно пахнущими блинами с лимонным вареньем и зеленым чаем. Прихватить с собой плитку шоколада, пару яблок и бутылку яблочного сока Кэрол попросила Рега передать Элу, что бы тот встретил ее у гостиной Хаффлпаффа вечером и сводил куда-нибудь погулять, дабы перегруженный к тому времени мозг мог немного отдохнуть, а затекшее тело размялось при ходьбе по ступенькам.
В библиотеке было привычно тихо и не многолюдно. Это место не пользовалось успехом и лишь старшекурсники, порой корпели над домашней работой готовясь к экзаменам, остальные же старательно не брались за голову и не желали впитывать знания. Мозг Кэролайн, устроенный весьма любопытным делом, втягивал в себя все самое важное позволяя блондинки учиться ничуть не хуже отличников школы. К сожалению за голову мисс Уилкинсон бролась редко, когда было такое, особое ботаническое настроение или когда Ремус уж слишком напирал на тему трудолюбия и совести. Да, глепо иметь в себе все возможности и не использовать их. Ведь для фотографической памяти достаточно увидеть и сфокусированно прочитать, а тут даже читать оказывается леди, не хорошо, а-та-та по попке, как минимум.
В общем до вечера хаффлпаффка пряталась за пыльными стеллажами от чужих глаз, съела все принесенное с завтрака и радовалась, что ее организму мало надо еды для жизни. По сути, в последние минуты она даже голодной себя не чувствовала, так немного беспокоило то, что самую малость чего-то хотелось... быть может даже киви, такого зеленого, спелого, с сахарным вкусом и маленькими темненькими глазками.
Для возвращения обратно было два пути. Первый пролегал через многочисленные коридоры, лестничные пролеты и был довольно длинным, второй, был бы полностью по не освещенному, длинному коридору третьего этажа и одному пролету лестницы. Даже сворачивать никуда не пришлось бы. Тем не менее, этот темный коридор действительно соответствовал своему мрачному описанию. Факелы встречались на стенах редко, а окна, которые должны были освещать, зимним вечером не приносили ни йоты света. Наверное в связи с этим хаффлпаффцы редко появлялись в библиотеке и предпочитали более интересное время провождение. Да, конечно, все дело в этом коридоре.
Угадайте, каким путем пошла красная шапочка, то есть Кэрол к своей родной гостиной? Конечно коротким путем и на нем просто не мог ей не встретиться "серый волк". Рыжую копну волос в конце коридора капитан команды хаффа заметила лишь когда уже прошла половину. Сбегать было бы глупо, но идти дальше стало рискованно. Ни людей, ни света, а от этого парня всего можно ожидать. Сердце часто забилось, слишком часто и очень беспокойно, не так как в присутствии жениха, не от сладости счастья, а от безумного страха, практически звериного. Очередное испытание на прочность ее нервов, неудачно.
Только бы он шел в ту сторону, только бы не заметил меня - нырнув в спасительную тень, спасаясь от света факела Кэрол прижалась к стене и затаила дыхания моля Мерлина спасти ее. Неудача. Одна из картин, неприятно всхлипнула у самого уха и мисс Уилкинсон издала звук одновременно на поминающий "ой" и "блиииин". Может ли испуг быть подкреплен разочарованием в рухнувшей маскировке? Да, оказывается может. Пришлось двинуться на встречу "серому волку", не стоять же на месте пытаясь слиться со стеной, коль уж все равно выдала себя.
Вот по этой причине люди и не любили этот коридор, картины тут висели депрессивные, подлые, мерзкие, они специально пугали шепотом, визгом, кряхтеньем, считая это забавным. Вот и сейчас, та омерзительная дамочка похихикивала за спиной хаффлпаффке считая свой поступок верхом остроумия.
Нужно было больше учиться. Советы Ремуса всегда бывают удачными!
- Привет, Реф - неловкая улыбка, заминка, отведенный в сторону взгляд, а этот вспыльчивый молодой человек у самого выхода, и ведь не пройдешь не задев, по любому придется прикоснуться к его обжигающе теплой кожей, не говоря уже о том, что придется столкнуться взглядами и тогда... тогда все станет сложнее, значительно сложнее - Не пропустишь?
Ожидая ответа пришлось опереться пятой точкой о находящуюся рядом стену, все еще старательно отводя глаза и затаив дыхание ожидая ответа, а заодно кляня себя на чем свет стоит, за не усердность. не усидчивость. Иначе сей встрече не суждено было бы даже случиться. Но есть как есть, коль знал где упал... жаль не знал, ой как жаль... наверное...

Отредактировано Caroline Wilkinson (17.02.2011 02:58:26)

+1

3

Зевнул, потянулся.
Я обожаю выходные. Это особые дни, знаете ли, по которому люди делятся на три группы: те, что валяются в кровати до четырех часов дня, потом до ужина пытаются отойти и, когда у них в полночь спрашиваешь, чем они занимались, они делают сложное лицо. Со вторыми всё понятно: пропадают в обед, возвращаются к утру в алкогольных парах, лишь чуть выветрившихся за ночь, со следами засосов на шее, весьма довольные собой. Третьих же я не любил: они учились, а потом спали. Просыпались и учились. Порочный круг, что не говори.
Сегодня я полноправно относил себя к первому типу людей, и, встав с постели в пять вечера, сполз, хмурясь, в большой зал.
Душа требовала огня, но что эти жалкие люди могут знать о настоящем пламени?
Да. Я сегодня не в духе. Сегодня я хочу хлеба и зрелищ, как и многие дни до этого. Где-то 360 в году, наверно.
Кто-то вяло напомнил мне, что надо бы ему отдать конспект.
- Какой конспект? - крупными глотками допивая отвратительный остывший кофе, почесал бровь я.
- Ты потерял мой конспект?!
- Нет, я просто не помню, какой конспект, - в ушах зашумело от укола злости. Нетерпеливая скотина.
- По маггловедению!
- А. - Я сделал скучающее лицо и вышел из большого зала.
Больше всего на свете мне не хотелось становится в этот зимний вечер ботаном. Хотелось найти Лавгуда и стянуть у него косяк, и, расположившись на кровати, ловить яркие галлюцинации.
Нет, даже не так. Хотелось, чтобы яркие галлюцинации обрели плоть.
И жгуче хотелось чего-то запретного.
Мне надо было подняться в спальню Равенкло, порыться в куче сваленных конспектов, рявкнуть на прытко пишущие перья, чтобы те скорее переписывали чужие конспекты, но вместо этого направился в библиотеку. Нет, конечно, не за книгой по маггловедению. За чем-то запрещенным, скорее.
Но запрещенное нашлось задолго до библиотеки. Я ускорил шаг, заметив светлый отблеск волос на красной рубашке. А вот и агнец на закланье.
- Привет, Реф. Не пропустишь? - такое натяжно-беззаботное. Конечно...
На её милом смущенном личике читалось, что она приличная девочка, которая бережёт честь и отчаянно верит в светлое будущее с человеком, который в первую брачную ночь обложит ложе томами Шекспира и во время оргазма процитирует Гёте.
Без сомнения, это было очень привлекательной деталью. Фактически как значок частной собственности на вещи, которую неизбежно хочется присвоить себе.
Вместо ответа я пристукнул её указательным и средним пальцем по подбородку, заставив поднять на себя возмущенный взгляд. Ухмыльнулся. Пальцы проплясали короткое страстное танго по её лицу, зарываясь в ухоженные светлые волосы, превнося в них частичку бушевавшего во мне хаоса.
- Привет, - в ухо. Я уже совсем близко. Её тело дрожит, но она упёрта в стену, а мои руки - надёжный капкан.
Да, это не первый раз, и я примерно знаю, чем всё закончится, но попытка если и пытка, то явно не для меня.
Я же знал, что ей нравится тепло моих ладоней. У меня всегда был жар, температура под сорок - побочный эффект моей пирокинетической силы. Я был миниатюрным в окружающем меня мире богом огня, а она - ягнёнком на моём алтаре.
Я же знал, как не достает ей обычного, физического, терпкого - наш занудливый староста, как уже и говорилось, скорее прочтёт на память поэму, чем исследует губами и кончиком языка всю прелесть женского тело вплоть до самых сокровенных и чувствительных его уголков.
Да, я не понимал его. Как можно носиться туда-сюда с ничего не значащими поручениями, гнаться за каким-то метафизическим знанием, когда у тебя под рукой такой мощный, нерастраченный, медленно закипающий источник тепла?
- Снова одна, невеста? - саркастично, губы скользят у шеи, не касаясь её, обжигая только дыханием. - И снова дрожишь...
Я знаю, как согреть эту светлую кожу. Сырая глина - и только. Которую, как известно, надо обжигать...
Глаза уверенно смотрят на неё, и губы касаются губ, как бы она не пыталась отвертеться. Я сжал её талию в жилистых, крепких руках.
Не уйдёшь.
Никуда.
От меня - не уйдёшь.

Отредактировано Refkell Corvato (17.02.2011 03:36:58)

+3

4

Сколько раз Рефф зажимал ее в коридорах замка, сколько раз его руки гуляли по ее телу, сколько раз губы касались губ в безответном поцелуе, все заканчивалось примерно одинаково: неловкое возмущение, удар ладонью или кулаком, крик отчаянья, неожиданный спасатель, который находился всегда. Все двигалось по одному и тому же сценарию, раз за разом. Кэрол часто, после таких "неприятных" встреч думала, что бы она могла поменять в этом действии и всякий раз приходила к разным решениям. иногда она мысленно кляла себя за слабую попытку отвертеться, за недостаточную силу удара, за нерешительность в голосе, дающую рыжему пареньку надежду. Иногда она думала, что бы было если бы она сдалась в один момент, ее нервы не железные и такое вполне возможно, просто что бы ребенок получил свою игрушку и оставил ее на следующий день, поняв всю скуку теперешней игры, но мысли о измене были противны блондинке и она ненавидела себя в моменты такой слабости особенно сильно. Наконец, изредка она планировала последующую встречу и придумывала слова для достойного отпора, хотя по большей части, она лишь вспоминала горячие руки на своей коже и решительные глаза. Женщина не может быть вечность сильной, особенно если искушение действительно велико - это факт.
Сейчас же, все слова, все выражения и язвительные замечания выветрились из мозга сделав его девственно чистым. Пустота. Ничего достойного или хоть чуть-чуть уверенного. Ну почему, почему эта самая уверенность исчезала в хаффлпаффке рядом с широкоплечим ревенкловцем. Реф же лишь смаковал эти моменты, наслаждаясь заметным метанием решений в глазах загнанной в угол жертвы.
Вот и сейчас, на устах его была нахальная, довольная собой улыбка. Возможно, это и не было запланировано изначально, но уж точно отказаться от шанса полапать ее в темном коридоре он не мог. Тем более, что люди избегают этого места, а значит "рыцарь" может и не появиться на этот раз.
Лаэрт должен мне помочь! Обязательно!
А если нет? Что тогда? Ты не вырвешься. Это как в огненном кольце, обожжешься если пройдешь насквозь, а если останешься может и сохранишься целой.
Только бы Рег передал, только бы Лаэрт был свободен и решил меня встретить... О Мерлин!

Руки Рефа совсем не походили на руки жениха. Если Эл решался приласкать изгибы женского тела, он делал это медленно, нежно, пытаясь запомнить каждую линию, его пальцы скользили на вроде капелек воды, естественно, непринужденно, открыто, а тело откликалось на это немного прогибаясь, гибко растягиваясь в сладкой истоме.
С Кэлом все было иначе, его ладони были обжигающе горячими, а что скрывать, Кэрол любила тепло, любила жар, она часто мерзла и ей никогда не было достаточно пледа и камина, хотелось большего, потому, часто и вливалось в молодое тело огневиски, в попытках согреться. Движения Кэло настойчивы, непростительно резкие, страстные, а тело под этим натиском просто начинает дрожать мелкой дрожью обреченно возбуждаясь, заставляя челюсти сжиматься от сдерживаемого в себе.
- Снова одна, невеста? И снова дрожишь... - он знал ее желания, словно она была открытой книгой. Кэролайн обожала ощущение горячего дыхания на коже, тихий-тихий шепот в самую ушную раковинку, неотступную настойчивость. От того, что он замечал ее настроения, ощущал ее тело и осознавал, что твориться в душе белокурой дичи, сердце лишь застучало скорее от ужаса положения. Кровь нагрелась и в висках начинало стучать. Ладони коснулись холодной стены в поисках хоть какого-то спасительного льда, в поисках чего-то способного остудить ее тело и мысли.
- Нет! Ничего подобного, Рефф, - к чему это относилось? К его словам о том, как сильно дрожит ее тело или одна ли она, мисс Уилкинсон и сама не знала. Просто в ее правилах было всегда говорить "нет" этому молодому человеку, что бы он не сказал или не спросил, не смотря на очевидность того что сорвалось с его губ, она продолжала упрямиться и артачиться. И только легкие нотки неуверенности в голосе вновь выдали ее неуверенность, ни непроницаемая маска на лице не треснула, ни взгляд не поддался натиску хищного взгляда, лишь голос, но и этого было более чем достаточно, в этом блондинка могла не сомневаться. Что бы польстить самомнение огненноволосого, этого хватало, а заодно и в полной мере давало ему ощутить, как же запутана девица в своих желаниях, чувствах и эмоциях.
А меж тем, тепло его рук было действительно приятно, щекотка от дыхания на шее действовала, как двойная доза виагры, а встретившись со взглядом толпы мурашек проходили горячим душем по позвоночнику и огибая талию скапливались мучительным томлением внизу живота.
Ужасная вечная пытка. Совершенно невыносимая, но такая сладкая...

Отредактировано Caroline Wilkinson (17.02.2011 18:35:03)

+2

5

Тихо хмыкнул, прикусил губами мочку уха, потянул за неё.
  Её голос неуверенно промолвил: «Нет». Неуверенное «нет» - это твёрдое «да».
- Не сомневайся, - тихо шепчу в белую кожу, сцепляя запястья за спиной. Это выглядело бы насилием, если бы тело девушки не льнуло ко мне столь бесконтрольно, и если бы дыхание его владелицы не было прерывистым. Повторяю, что говорил не раз, и не только ей, и не только прижимая к стене. – Лучший способ избавиться от искушения – поддаться ему.
Она не станет мне сопротивляться. Она просто сама ещё не поняла этого. Тело честнее всех этих псевдодобродетелей, мнимых моральных законов и прочей ерунды, которая призвана устрашать и закрывать нам то единственное, что доступно молодости. И это не мудрость, не книжные полки, над которыми отдельные юноши горбят свой и без того горбатый нос, это – чистое удовольствие, эйфория, наслаждение каждым днём, всеми фибрами души, сантиметрами нежной кожи, обнажающейся под настойчивыми пальцами.
Я умел быть настойчивым.
А ещё – я умел целовать вот тут, чуть ниже сонной артерии, опускаясь на ключницу, одновременно с этим касаясь и «царапая» пальцами бедро. Приподнимая его. Придвигаясь ближе.
До чертей знакомое чувство – тот же огненный ком вместо губ, тот же гул в голове – в ней не осталось крови, вся ушла на куда как более прозаические нужды.
Желание захлестывало с головой.
Никогда женское тело не казалось мне таким прекрасным, совершенным, нежным. Я даже изменил своим привычкам, старался смягчить порывистые ласки, но Кэрол, Кэролайн – мой запретный плод, моё райское яблоко, вставшее колом в горле – своей недоступностью побуждала меня к действиям более вызывающим.
Меньше всего я сейчас хотел думать, но проклятый разум, ещё не полностью замутившийся от жаркого дыма страсти, слабо заметил, что любого, кто помешает её телу перейти в мою власть и затрепетать, как павший на ладонь лист, я убью. Сожгу дотла.
Губы не касаются губ – разве что только дыханием, от которого в груди всё ходит ходуном, словно я – оборотень, и эта чёртова, ненавистная луна, отражающаяся в её страстно расширенных зрачках, неизбежно ломает моё тело, выпуская наружу зверя.
Ты этого хотела?
Этого, ты, моя маленькая милейшая дрянь?
Я не просто обнимаю – я вжимаю девушку в стену, совсем уже беззастенчиво исследуя пальцами текстуру её лосин, скользнув по внешней стороне бедра, дразня, лаская, щекоча, другой сжав ощутимые под тканью рубашки рёбра.
Хотела зверя, дразнила, не подпускала, не давала подачек с руки, только – кнутом, только этим проклятым англичанином, который – клянусь Салазаром – умрёт не своей смертью, не в своей постели, но со своей кровью на губах? Хотела? Не знала?
Плевать.
Мне на всё плевать, и в этом моя сила. Я не думаю о последствиях. И если бы люди хотя бы раз задумались о том, что они творят, боясь показаться глупыми в будущем, чего они не позволяют себе ночами, долгие дни после которых корят себя – и не понимают, за что корят, - они были бы счастливы. И мир был бы чище. Светлее. Лучше. Потому что он был бы честным. Без маски никому уже подавно, кроме седых луней вроде Дамблдора, у которого в его девяносто лет ничего, кроме каменных стен, да сопливых ученичков и нету, не нужной морали. 
Что не поцелуй – то метка. Заалели пятна стыда на шее, переползли на грудь, вспыхнули девичьи щёки. И только масляный блеск в глазах выдает лихорадочное желание. И мои резкие поцелуи, взятые силой, на которые у неё не находится, что возразить.

Отредактировано Refkell Corvato (17.02.2011 23:00:14)

+3

6

Вдох.
Шумно, в царящей тишине даже пронзительно громко, словно в испуге. Полу стон-полу вздох. Холодный воздух проносится от приоткрытых губ, обожженных огненным дыханием, несется дальше, застревает где-то в грудной клетке причиняя почти физическую боль от контраста температур.
Выдох.
Не мене шумный, будто бы выстрел из орудия не прикрытого глушителем. Тепло изнутри сушит губы, превращая их в неприятную корку, заставляя зубами впиться в нее сдерживая, точнее пытаясь сдержать звуки, стать тихой и незаметной.
Не смотря на попытки "исчезнуть" дыхание гремит, кажется, по всему замку вызывая стыдливый румянец на щеках и вот уже горит даже лицо, от прилившей крови, от алых симметричных пятен на, до этого, бледных щеках. Смятение, смущение, страх, как много слов на слизеринскую букву и все отличнейше ложатся на описание девушки с расстрепавшимися волосами.
Губы труться о кожу, оставляя метки, которые будет очень сложно объяснить внимательному Лаэрту, даже нет, их невозможно будет как-то объяснить и кому-то из этих парней определенно непоздоровиться. Гилберт - не любитель размять кости, но вот так метить его невесту он точно не позволит в этом и сомнений не возникало. Стоит ему лишь узнать имя и он выскажет все свои имеющиеся "против" в лицо наглецу посмевшему изменить привычный окрас бледной кожи чистокровки.
И все же... сейчас Кэрол думала не о том, что кто-то может пострадать, включая и ее. Не о том, что ее тело неестественно реагирует на такое настойчивое иследование каждого сантиметра кожи на предмет особой чувствительности. А о том, как неприятно будет узнать все это Элу, а ей придется рассказать, она не хочет скрывать что-то, честность - лучшее что может быть в отношениях.
Я ревную его даже к сестре, а у него нет засосов на шее... а я... - откуда-то из глубин женского сердца поднялась ярость. На себя, на Реффа, на не спешащего на помощь Эла и сложившиеся обстоятельства. Маленькая ладошка легко преодолела расстояние оставив пылающий красный след на щеке нахальца. Удар вышел хлестким, громким и болезненным для обоих, по крайней мере Кэр хотелось в это верить, так как ей пришлось потереть пальцы на миг отвлекшись от приставаний.
- Не трогай меня там, Рефф - обычное развитие сюжета? привычная фраза, уже даже ставшая неким шаблоном. Все по заезженной пластинке, хотя рыжий бесстыдник и поэксперементировал со страстными поцелуями на шее, проведя дорожку из красных следов до груди ровно настолько, на сколько позволял ворот рубашки, мисс Уилкинсон все равно осталась верной себе и не сменила тактики. К чему, если она помогла единожды, поможет и сейчас.
Когда рука выскользнула с внутренней стороны бедра Кэрол поспешно свела ножки, очень надеясь, что подобный жест будет понят, как табличка "посторонним в".
Душа рвалась на части. С одной стороны тело очень хотело разрядки, хотело снять с тебя нагрузку, раслабиться в умелых руках, забыться хоть на миг и получить истинное удовольствие. С другой стороны мысли об Эле приносили боль, будто бы ядовитая змея оплетала сердце и впивалась зубами в самое больное место. Голова шла кругом, во рту совсем пересохло. Глаза горели. Да, в них было много огня, очень много, совсем не та безмятежная беспечность что обычно, Рефф умел заставлять загореться. Все ее чувства: желание, гнев, стыд - были раскаленны до бела, до предела. Еще чуть-чуть, самую малость и она могла совершенно сломаться и стать никуда не годной, ну или закалиться настолько рискованно, что была бы самым лучшим орудием. Стоит ли так рисковать играя с ней, стоит ли эта самая игра таких свеч?
Он когда-нибудь отступиться?
Нет... никогда...

Она знала ответ на вопрос. Она знала, что он знает, что она хочет его, да даже не она, а ее тело, которое вполне созрело для подобных ласк, которое так заводила эта не обузданная страсть. Она знала все это и знала, что сама не спасется, не вырвется из этих сильных рук, не сможет устоять и сдаться, пытаясь утешиться позже тем, что у нее по сути не было выбора.
Ладони уперлись в широкие плечи пытаясь оттолкнуть хищника от себя, не получалось. Да и куда ей, хрупкой девчонки, против высокого мужчины? Не равные силы, ему ее попытки, как слону - Моська. Сменив тактику Кэрол решила тараном вырваться из клетки, пусть и придется опалить крылья и больше никогда не летать, она готова была на эту жертву. Ее тело оттолкнулось от стены и ткнулось в тело Реффа. С тем же результатом можно было попробовать головой забить гвоздь, может, конечно, оно бы и получилось, но после долгих попыток. Столько сил у голодной и маленькой блондинки не было, она уже почти выдохлась и лишь вяло металась в объятиях пытаясь отыскать щель, брешь для побега.
Поняв всю бессмысленность затеи и окончательно растеряв силы Кэр припала к стене пытаясь отдышаться от отчаянных попыток и остыть, сделать разум чистым и открытым новым идеям.
Палочку в такой тесноте не достать, да, и пока я заклинание произнесу он сто пудов отберет у меня ее и сожжет. - в голову как на зло ничего не приходило и зажатая, напряженная после таких усилий хаффлпаффка снова была полностью предоставлена резковатым, горячим рукам Келла, его раздевающему взгляду. Полностью отдана на милость, при этом еще потеряв ценные силы. Такого еще не было, так далеко они не заходили никогда.
О Боги, он же сейчас практически может делать со мной все что угодно... - мысль вызвала шок и глаза округлились от понимания безнадежности своего положения. Оставалось надеяться лишь на чудо, которое всегда случалось и, хотя сейчас и опаздывало, но тоже должно было произойти.
Иначе...
Иначе всему конец. Доверию Эла, из взаимоотношениям, ее миру.

Отредактировано Caroline Wilkinson (18.02.2011 00:42:04)

+2

7

Глухой рокот в груди порождает рычание на губах. Волосы наотмашь хлещут меня по лицу.
Что это?
Пощёчина? Как не ново. Неожиданно сильная – голова мотнулась в сторону, как у марионетки, которой вдруг подрезали нити.
Я таким же резким движением повернулся к девушке. Прищурился, ударил взглядом, поджал губы, которые вмиг стали бледнее мела. Уже не жалея – ни кожи, ни своей чёртовой репутации, которая и так ниже некуда, схватил её за предплечье и дёрнул на себя:
- Дрянь, - шепнул, не размыкая оскаленных в полуулыбке зубов, и лишь смотрел сверху вниз.
Где-то за субъективным восприятием я её ненавидел. Потому что желал самозабвенно, не смотря на то, что у меня были другие девушки. Просто её – не было. Просто она вся из себя была такой тёплой, солнечной, такой светлой-светлой, всегда всех подбадривала и пыталась подержать, даже когда это к чертям, никому не нужно и никто её не просил. Я никогда не делал больше того, что люди заслуживают. Заслуживали они мало, и больше – пощёчины, которую получил сейчас я.
- Если ты такая благодетельница, - голос слаще мёда, уголки губ пляшут, как черти на сковороде, я еле сдерживаю себя, и даже не знаю, отчего – он того, чтобы ударить её в ответ, или развернуть и показать, с чем эта блондинка играется, - и не знаю, почему, - и всем приносишь радость, то осчастливь меня, в конце концов! Чем я хуже этого воскового красавчика? Слишком горячий? Просто я не привык забивать свои естественные желания куда-то за том шекспировской драмы. Я – чувствую. Всегда. Сейчас.
Я взял её ладонь и положил на обожжённую её пощёчиной щёку.
Чувствуешь? Жар?
Я всегда горю.
Она пыталась меня оттолкнуть этой пощёчиной, но лишь заставила пламень во мне проступить явственней, изогнуться в самой возбуждающей форме.
В конце концов, все девушки – королевы. Маленькие короли своего тела. А боль – это последний довод королей, когда крепость уже осаждена и нет выхода, кроме последнего рывка.
Я не стану отступать. Ярость – та же страсть. Только чуть больнее и вреднее для, как её там? – души.
Ты смешная. Пьешь, и отнюдь не этот проклятый чай, возвращаешься чуть ли не на руках своего милейшего Джанни, и - тайком от своего ненаглядного Лаэрта, и он считает тебя просто хрустальной туфелькой, с которой надо сдувать пылинки. Пить тебе это не мешает. А отдаться мне, хотя ты этого хочешь, я чувствую, стесняешься? Пора переходить на новый уровень. Прекрати стесняться своей природы, - я коснулся своим носом кончика её – непривычная нежность для меня, и скользнул губами к губам, прижимая её тело к своему. Она всегда мёрзла, зимняя. Только после того, как даст мне пощёчину, теплела. Я провёл ладонью вниз по её спине, перебирая пальцами мягкую ткань рубашки. 
Она даже не сопротивлялась. Её тело стало покорным – пташка устала биться? Вложила все силы в пощёчину, жар от который лишь сильнее возбудил меня?
Снова – к стенке. Щелчок моего расстегнувшегося ремня. Пользуюсь ситуацией? Ничуть. Она сама себя в эту ситуацию загнала, и отдавала себе отчёт, когда прятала свою страсть в долгий угол. Чуть присел, чтобы было удобнее задрать рубашку и скользнуть по её неприкрытому одеждой телу, лаская до безумия приятно-холодную кожу, зубами рвя ворот и беззастенчиво касаясь губами груди.
Придёшь чуть-чуть помятой. Но, клянусь тебе, Кэрр, очень довольной.

+3

8

- Где Кэролайн? – Лаэрт шагнул в гостиную Хаффлпаффа, разыскивая девушку глазами. После шумного выходного – Гвен решила внезапно устроить тренировку,  - по спине вратаря всё ещё катились капли пота. Редж как сквозь землю провалился, и освободившийся чуть раньше, чем он рассчитывал, Лаэрт решил порадовать свою невесту часами вместе проведенного времени.
Но невеста, на проверку, словно бы исчезла там же, где и Регор.
Нехорошие мысли проносились в голове, одна краше другой, заставляя зрачки Гилберта попеременно расширяться и сужаться – то от жаркой, ослепительной ярости, то от холода закостенелых убеждений.
Дурак. Ты ведь знаешь свою Кэролайн. Знаешь, иначе бы не предложил ей свою руку и сердце, и душу к ним в придачу. О ней могут ходить какие угодно слухи, но ты знаешь, что душа у неё хрустальная, душа ребёнка при совершенно женской чувственности.
  Губы шекспировца дрогнули в суховатой, но совершенно счастливой улыбке.
Мы можем ссориться сколько угодно. В конце концов я протяну ей руку, буркнув «Иди сюда», и она доверчиво прижмется.
- Она, кажется, сегодня на целый день в библиотеку обещалась уйти? – промурлыкала какая-то пятикурсница, которую Гилберт даже и не знал.Благодарно тряхнув волосами в полукивке-полупоклоне, юноша направился туда кратчайшей дорогой от гостиной Хаффлпаффа, не забыв прихватить пару вкусностей для любимой.
Что-то горячее в воздухе юноша заметил ещё когда до библиотеки оставалось порядочно – на лестничном пролёте. Слабый, но режущий ноздри, запах дыма.
Так,в понимании Лаэрта, пахла сжигающая страсть. Это чувствовал юноша, когда Регор сваливался на голову где-то среди ночи в выходные, чиркая спичкой и, сощурив наглющие глаза, закуривая. 
- Редж? – Лаэрт не был интуитом, а поэтому зашёл в тёмный коридор с улыбкой, которая тут же перекосилось, стоило Лаэрту увидеть огненный блеск волос, отсвечивающий на нежном, золотистом.
Выдох.
Изумленный, пораженный, сломленный, раздавленный, частый, срывающийся.
На какой-то момент застыл, в расширенных глазах отразилась белоснежная грудь Кэролайн, которую нахально терзал губами проклятый Корвато.
Внутри словно бы разорвалась какая-то ледяная бомба, утыкав всё нутро ледяными иглами-сосульками и заставляя их кровоточить. От боли дыхание схватило стальным тросом, стальным тросом увило напрягшиеся мышцы.
- Убрал руки, урод, - да, не совсем аристократично. Зато до боли сладко – отлепить вонючую пиявку от своей драгоценной, одной рукой, будто бы такое дерьмо и двумя трогать не стоит, и отшвырнуть его на пол, закрывая невесту спиной, кинув быстрый взгляд на неё, полный внимательного уничтожения. Но с ней он разберётся позднее.
В конце концов, Лаэрт был умным малым, и знал, что девушка вряд ли могла вырваться из рук этого огненного божка из ада. Поэтому девушке ничего не грозило. Что нельзя сказать о зазнавшемся эпикурейце.
- Ты, мразь, - плюет слова – отхаркивает кровь от той самой бомбы, название которой Лаэрт не знал – ненависть?ревность?брезгливость? – я по-человечески, как однокурсник, просил тебя отстать от неё, - короткий замах – глуп тот, кто думает, что аристократов не учат ничему, кроме складывания потешных песенок.
По крайней мере Лаэрт давно вычитал в заумных книжках о том, что «в здоровом теле здоровый дух» и то, что легендарных дам сердца храбрые рыцари защищали вовсе не острым пером или ехидным словом. Чаще всего они, конечно, шли на самоубийство, но не приученный к таким методам Гилберт нашёл хорошую альтернативу.
Как показывает опыт, изящный апперкот решает дело ничуть не хуже, чем отточенная эпиграмма.

Отредактировано Laertes Gilbert (19.02.2011 04:28:33)

+2

9

Мышцы не имели достаточно сил даже для напряжения. Поэтому когда разгоряченный шепнул на ухо оскорбление Кэрол лишь крепко-крепко зажмурилась, ожидая удара и представляя себе железный вкус крови на губах. Нет ничего реалистичнее мысли, поэтому уж лучше удар будет в лицо, нежели, к примеру, в живот, решила блондинка не разлепляя глаз.
Тем не менее, из дрожащих от эмоций губ лишь сорвались слова, которые в звенящей тишине были подобны горькому яду. Он заговорил о том, кто был ближе всех Кэрол, о том, кому после сегодняшнего "приключения" в коридоре она не смогла бы взглянуть в глаза, сгорая от стыда и чувства вины. Мозг мог придумывать сколько угодно оправданий, но совесть была беспощадной стервой.
- Пить тебе это не мешает. А отдаться мне, хотя ты этого хочешь, я чувствую, стесняешься? - этот рыжеволосый сволочь был прав, черт возьми, он говорил ее мысли, раскрывал ее страхи. Многие в школе знали о том, что Кэролайн не брезгует огневиски и выпивает его ничуть не меньше парня-тусовщика. Знали мародеры, хаффлпафцы с ее и 6 курса, парочка ревенкловцев, парочка слизеринцев. Можно сказать, знали все, кроме Лаэрта. Почему она никогда не могла собраться с духом, что бы сказать ему это? Надеялась, что если не знаешь - сердце не болит, что потом она забудет о бурной молодости, что это ее выбор и у нее может быть хоть какая-то свобода? Жалкие отговорки, они повсюду. Она не заслуживает ни йоты доверия жениха и не заслужит. В душе все сжалось превращаясь в ком злости, нарастая, как снежный ком, принося крупицы энергии, так необходимые сейчас стройному телу.
Ткань затрещала, маленькие пуговки со звонким звуком покатились по полу. Грудь, в ничего не значащей ткани лифчика, оголилась, а Реф не стал ожидать официального приглашения и его губы завладели чувствительной кожей. Праздник похоти, уже казалось ничего не оставит. Дыхание обжигало, заставляло гореть. Да, она невольно возбуждалась, реагируя на ласку тела. Грудь была у хаффлпаффки действительно очень чувствительной. Дыхание окончательно сбилось, послышались невольные стоны. Ушатом холодной воды послужил звякнувший ремень. Глаза расширились, с приоткрытых губ сорвались слова протеста, которые потонули в окружающей атмосфере разврата.
В глазах зародились слезинки. Ну вот и все, так тщательно сберегаемая честь для той единственной, той неповторимой брачной ночи будет отнята вот так просто, в коридоре, по скорому, без особого выбора. Тело сжалось, как перед ударом и затрепетало от острого страха, терзающего душу, будто бы загоняя иглы под ногти.
В темноте мелькнуло что-то... бледное лицо или показалось?..
Сердце застучало чаще, а глаза открылись шире смаргивая ненужную влагу. Если бы она могла закричать сейчас, она бы предалась женской панике и сделала это, что бы понять было ли то движение в воздухе кем-то или просто галлюцинация, но голос не желал слушаться, как впрочем и все тело. Кэрол словно бы окаменела, потеряв всю гибкость, способность двигаться, говорить и дышать. Она замерла ожидая или кона всему или спасительной тростинки.
Тростинкой оказался целый спасательный плот. Сильная рука оттолкнула от нее Реффа. Как только горячие пальцы перестали касаться кожи, тело поспешно съехало на пол, сжалось, руки обхватили колени стараясь скрыть следы поцелуев и открытую кожу.
Сознание наконец определило спасателя и лицо стало белее мела, в глазах отразилась очередная вспышка ужаса. Это была не та мирная картинка, за которой просто следовал разговор и просьбы, сейчас ситуация была куда более ненормальной. Эл обернулся к ней, будто проверяя все ли в порядке и заодно испепеляя взглядом. девушка лишь сильнее сжалась думая. как выпутаться из всего этого. В воздухе начинало пахнуть жареным. В данном положении жертвы были неминуемы. Лаэрт - в бешенстве, Рефф - охвачен огнем. Они сместят это или на ней или на друг друге, а значит выбор не велик.
От куда только взялись силы? Дрожащие в коленях ноги подняли тело, пара летящих, быстрых шагов и блондинка рядом с женихом обеспокоенно поглядывая на него искоса и следя взглядом за манипуляциями второго парня.
Только бы успеть. Я и так много скрывала и сейчас... я должна была что-то сделать. Я виновата, Эл не должен пострадать из-за меня! - она не останавливала, просто стояла рядом, готовясь в любой момент кинуться и загородить собой. Вину нужно искупать, особенно если она настолько велика.
Ладошки сжались в кулачки, взгляд запылал, а нижняя губа оказалась в плену "белых". Непростая ситуация, не просто будет выпутаться из нее, не просто будет объясняться и пытаться сводить ставшие ненавистными красные пятна засосов. Келл постарался на славу.
Только бы все обошлось. Только бы никто не пострадал. Только бы случилось еще одно чудо. Мерлин... - одна и та же отчаянная мысль в голове прокручивающаяся раз за разом, снова и снова, как заведенная пластинка и нет возможности ее сменить. Волнение слишком сильно.
Ее пальцы потянулись и коснулись руки Лаэртеса, сейчас его рука была холоднее, чем ее пылающие пальцы. Она вся пылала, а он одевался в лед от непрерывного потока ядовитого гнева внутри. Кэрол понимала причину и молчала, не желая приносить еще больше боли. Лишь легкое прикосновение, которое придало ей немного силы и уверенности. Нужно было стараться ради него, защитить, а потом хоть потоп. Хотя какой потоп, она просто обессиленно позволит Лаэртесу обидеться на нее, будет долго извиняться даже не оправдываясь, понимая что сама виновата и нет слов способных снять с ее плеч груз ответственности за эту ситуацию. Зато потом, возможно, он простит ее и позволит прильнув к нему уснуть. Одной ей сегодня, определенно, не хочется оставаться. Только не после такого. До свадьбы - никакого одиночества, это чревато плачевными последствиями.

Отредактировано Caroline Wilkinson (19.02.2011 12:52:40)

0


Вы здесь » FLAGRATE: «marauders. chapter II» » ➸ омут памяти » three to tango 7/12/1976