FLAGRATE: «marauders. chapter II» |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » FLAGRATE: «marauders. chapter II» » ➸ омут памяти » All You Need Is Love 20/10/1976
I. место: коридоры; выручай-комната
II. участники: Regor Cognac, Nicole Bizarre (посты пишем как вздумается х) )
III. краткое описание:
- Планы с друзьями можно отодвинуть, когда есть возможность заняться сексом.
Мы всего лишь дружим. А еще у нас есть Лавгуд! : D
Отредактировано Nicole Bizarre (09.02.2011 21:34:39)
Октябрь, скажу я вам - довольно-таки хороший месяц. Особенно в этом году - да, в этом году осень начиналась идеально, настоящая, красно-серый поток впечатлений. Не знаете как это бывает? Печально. Я расскажу.
Поезд мчится сквозь яркое пятно красок, и ты смотришь в окно - потому что заняться больше нечем, потому что там, на улице - хорошо, почти уже холодно, а главное - красиво. Ты точно знаешь, что все эти клены никогда не видел ни один маггл - все-таки, быть волшебником - привилегия. Ты, голубоглазая девчонка, жутко странная, получаешь над ними преимущество не только в плане силы, какого-то могущества, нет. Ты получаешь возможность лицезреть ярко-красные листья кленов, светло-желтые, с коричневыми прожилками листья берез, красивые осиновые листочки и все еще зеленые - вечно зеленые ветки сосен и елок. Хогвартс-Экспресс рассекает воздух, как метко запущенное заклятье, как птица в вышине - это самое прекрасное ощущение. Ощущение, которое отождествляет начало осени, приход учебного года.
А теперь про серый - про универсальный цвет, который подходит всем и каждому, который стройнит, полнит, придает заднице круглый вид, приплющивает грудь, скрашивает пепельный оттенок кожи и подчеркивает глаза цвета свежей коровьей лепешки. Я обожаю его - потому что за ним можно одинаково выгодно и скрыться, и выставить себя на показ - все зависит лишь от настроения. Серый - цвет Англии. Потому что дождь серого цвета. Сначала, правда, он прозрачен - крупные или мелкие, капли начинают быстро или медленно сыпаться с неба, как ленивые жучки, или же как легкий бисер. Они оседают на всем, при этом стекая по любой поверхности, а потом появляются снова и снова, смывая цвета. Цвета - это лишнее, просто мы, люди, извращенные создания, чей мозг раскрашивает черно-белый мир. Красный цвет пропадает - остается лишь размытая и мокрая дымка серого, когда ты идешь в открытой карете, запряженной скелетоподобными лошадьми - я их вижу, потому что моя непутевая мамаша-сквиб померла на глазах недельной дочери.
Этот сентябрь начинался с открытий - все выросли, мальчишки стали еще долговязее, кое-кто покрылся прыщами и жидкими усиками - к счастью, я с такими не была знакома. Открытие номер два заключалось в том, что повзрослевший Лавгуд теперь имел доступ к расширенной коллекции всякой дряни, чем радовал нас, его друзей. И сейчас я шла во внутренний дворик - где стеной лил дождь. Я знала куда идти - там, окруженные магической защитой, стояли сейчас два пацана - один, со светлыми волосами, обвешанный всяким барахлом и амулетами, черепками маленький зверей, монетками, символами, обязательно со свеклой на шее - собственно, Лавгуд. Второй... Второй - просто Реджи. Мой друг. Я вошла в прозрачный “пузырь”, который, конечно, им не являлся и увидела их - обормотов. С меня ручьями текла вода, я думала о том, что пора бы закинуть Эванс в портфель навозную бомбу.
- Дарлинг, Инглиш Брекфаст?
Отредактировано Nicole Bizarre (09.02.2011 21:35:38)
Проклятье, кто вообще придумал, что Хаффлпафф – это такой скучный-скучный жёлтый факультет? Стоит только глянуть на всю дружную компанию – на двух психов-Дэвисов, на меня, на Медоуз, и уж тем более – на Лавгуда, чтобы понять, что стереотипы – это плохо. Очень-очень плохо.
Дядя-травник был доволен собой. Он раздобыл новое чёрт-его-проговорит зелье и за полчаса упился им так, что ловил по всей гостиной, а потом, запертый – в мальчишеской спальне – насилу успокоили. Юноша с блестящими глазами и меланхоличными расширенными зрачками уселся на кровать и выдохнул:
- Ребя-я-ят, тут такое дело…
- Какое? – половина обмахивалась платочками, другая половина косила на Ксено, боясь, что блондин снова начнёт буянить.
- Короче, я тут травки заныкал…
Большая часть улетела сразу.
В спальне смог стоял такой, что голова шла кругом, а несчастные домовики в недалёкой кухне, уже начинали распевать похабные эльфийские песенки. Взрывы хохота тонули в дыму, переходили в настоящие истерики, многие размазывали по щекам слёзы и с непривычки забывали, как дышать, другие же, неожиданно накачавшись, упали лицом в подушку и улетели в невероятно красочные сны.
Я, честное слово, не помню, что со мной было, но по словам ребят, травка действует на меня как алкоголь – вначале я пытаюсь всех сподвигнуть на штурм Шармбаттона, затем печалюсь, потом мрачнею и начинаю нести какую-то философскую чушь, а выговорившись и вовсе засыпаю.
Ксено я потом поймал – на следующий день, вернее вечер, и тот медленно и с улыбкой перетаптывался под дождём, пока мы ждали Николь Бизарр – не мог ведь я упустить шанс очередной раз увидеть девушку навеселе. Тем более что основную часть времени она ходила мрачнее тучи над нашими горячими головами, и от этого становилось немного грустно – я как-то привык, что люди моего окружения пытаются вывести из равновесия меня, не понимая на самом деле, какое равновесие хрупкое – в случае меня.
- Эй, Никки, - в зубах у меня уже была сигарета, пока что обычная, маггловская, когда девушка явилась перед светлые очи наши. Голубые глаза её так и метали крохотные электрические разряды. – Готова полетать?
Он выдохнул колечко дыма и потушил сигарету, цыкнув на неё зубом. Скуренная часть сигаретки словно бы восстала из пепла – спасибо Бизарр за практичный подарок.
- Да-да, - протянул Лавгуд, возязь с пакетиками, в которых уже лежали бережно свернутые самокрутки. – Будьте осторожны, говорят, этот запах для нарглов – нектар…
Я хмыкнул – давно уже привык, что хоть кто-то рядом несёт бред. У Ксенофилиуса этот бред хотя бы не оформляется в псевдологичные слова, не несущие никакой смысловой нагрузки.
Лавгуд раскурил один, сделал пару сочных вдохов, качнулся – не больше, чем обычно, и протянул косяк мне. Я вдохнул.
Всё внутри ухнуло вниз, оставив голову и грудь прохладной, пустой и до одури лёгкой.
Ещё разок.
Земля поплыла, как от алкоголя, я зашипел сквозь зубы, выдыхая дым, и сладко причмокнул языком о нёбо. Осталось лишь самую малость подо-о-о-о-ожда-а-аааать…
- Ну, вздрогнем, - я вручил Николь косяк. Время вокруг уже начало замедляться, утопая в сладком-сладком, густом киселе.
Он ведь знал. Он прекрасно знал, что будет дальше - и все равно протянул мне косяк, с такой радостной улыбкой обкуренного первокусника, смотря на меня глазами месячного щеночка, легко покачиваясь из стороны в сторону. Редж-Редж-Редж. Я приходила сюда лишь посмотреть на то, как он стремительно пьянеет, после, казалось бы, безобидного действия. Да полюбоваться Лавгудом вблизи - кто упустит такую возможность?
Мои пальцы действовали без моего согласия - аккуратно сжали косяк и поднесли к губам. Я не сопротивлялась лишь из интереса - ну мало ли, вдруг морщерогие кизляки теперь курят что-то получше той дряни, что была в прошлый раз. Регор утверждал, что я желала пойти к Макгонагалл и дать ей попробовать сие чудное снадобье.
Я медленно вдохнула, и почувствовала, как мир вокруг наполняется туманом. Губы обнажили белоснежные зубы, зрачки заполнили почти все пространство бледно-голубых глаз, пожалуй, я походила на идиота, сбежавшего из больницы Святого Мунго. Я автоматически передала травку Лавгуду и осталась в собственно ванне ощущений - продолжать познание собственного состояния. Откуда-то донесся голос - мол, Никки, дышать-то надо. Точняк - а я и забыла - легкие впустили в себя дождевой воздух, такой влажный, такой прохладный, но на мозг он почему-то не действовал. Я посмотрела на яркое желтое пятно слева от себя - хотелось рыдать от интенсивности цвета. Этот желтый цилиндр переливался, светился, горел - на глаза навернулись слезы, и только задним числом я поняла - черт, это ведь Лавгуд.
На мальчиков все действовало не так сильно - кто знает, может, мой образ жизни до Хогвартса сказался - я ведь даже на велосипеде кататься не умела - почти чистокровная Слизеринка, я жила в одном единственном правиле, которое распадалось на тысячи подпунктов. Конечно, я разбаловала себя сама. Но окружение тоже посодействовало.
Время плыло вокруг насыщенными пятнами света, размытыми очертаниями цветом и чеширской улыбкой Ксено - теперь я - настоящая Алиса, героиня сказки, которая спасла всех, которая пила чай со Шляпником и с Мартовским зайцем... Я вижу своего серого зайца - он выплывает из киселя, только вот в чем проблема - у него нет ушей. И зовут его Редж - совсем не заячьее имя... Зайцев должны звать Пушок, Милашка, Игнотус в конце концов... Я хватаю внезапно появившийся перед носом косяк и затягиваюсь. Кашель так и прет, но я не хочу упускать волшебство - медленно выдыхаю и наблюдаю, жду, пока у Реджа начнут расти ушки. Большие. Серые. Всме мысли тяжелым камешком плюхаются куда-то вниз, и я улыбаюсь, размышляю о Зазеркалье...
Я не уверена, что все это - только мои глюки. Я не уверена, что это глюки вообще. И что еще более подозрительно - мои губы шевелятся... Но не могу же я говорить это вслух...
офф: внешний вид, под внешним видом
Отредактировано Nicole Bizarre (06.02.2011 14:24:53)
Во рту пересохло, где-то глубоко в животе желудок с остервенением воспрянул. Лавгуд предупредил, что от травы всегда хочется дико есть и пить, и что один морщерогий кизляк, покушав эту травку, съел другого морщерогого кизляка и лопнул.
Я на всякий случай проверил свой аппетит, покосившись на Николь, и приступ смеха сдавил пересохшее горло. Её огромные голубые глаза были полны кайфа, масляно блестящий зрачок поглощал голубизну радужки и вскоре оставил только тоненькие каёмки. Губы расплывались в улыбке. Я вдруг почувствовал себя внутри этих чёрных озёр, и где-то далеко за горизонтом простиралась бесконечное синее море.
Я вздрогнул как раз в тот момент, когда жёлтое пятно, лишь по привычке ассоциируемое с Лавгудом, распалось на мыльные пузыри, которые стремительно поплыли куда-то в серость. Я покачнулся и облокотился на стену, прогоняя спазматические рывки смеха, притянул к себе поближе что-то невнятно бормочущую про зайцев и мои уши Алису.
- Чёрт знает, чего он туда намешал, но это круто, - хихиканье. Я не я. Я отделился от собственного тела и со стороны видел замок и пару молодых людей, мокнущих под дождём. Дождь был разноцветным, словно бы с неба лилась гуашь, и парень с девушкой уже были все радужные, в разноцветную крапинку, такие смешные, худые и с пьяными глазами.
А ноги всё подкашивались – эй, вы что, я же всего три раза вздохнул!
- Как тебе в сказке, Алиса? – я улыбаюсь, гляжу перед собой, вижу радугу, понимая, что её можно отломать и съесть, одёргиваю себя с великим трудом, забываю, что курил вообще. Вот он – реальный мир! Чтобы там не говорили! Это мы постоянно бродим в каких-то привычных иллюзиях, но именно под травой для морщерогих кизляков кроется разгадка вселенной.
Ну меня и накрыло, - как-то отстраненно думаю я, улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь. Плечи Алисы белые в какую-то непонятную серую крапинку, твёрдые на ощупь, с её груди на меня понимающе глядит чёрный олень чёрными глазами, я приветливо улыбаюсь ему. Реальность растягивается, растя-я-ягивается, растягивается томи-и-иительно, мучи-и-ительно, я не хочу, чтобы меня отпускало, я хочу видеть яркие-яркие целлулоидные сны.
- А ты-ы говорила, что хаффлпаффцы не умеют отрываться, - улыбаюсь, но как-то странно, - Пошли куда-нибудь, а? Можно найти Пивза, и…
Предложить ему покурить?
Эта мысль казалась не лишенной смысла – расплывшийся по округе волнами мой смех очень и очень сильно походил на его.
Но что-то было не так. Я какой-то частью ещё сохранившегося сознания почувствовал, как странновато дёрнулись плечи девушки, взял её за руку, попытался заглянуть в глаза – из-за ширины зрачков мир казался в сто крат светлее и ярче, из уголков глаз уже давно текли скупые слёзы. Вряд ли Николь меня видела. Только шептала и шептала что-то.
- Эй, Николь? – я провёл перед её глазами ладонью. – Никки, как ты?
- А ты-ы говорила, что хаффлпаффцы не умеют отрываться, пошли куда-нибудь, а? Можно найти Пивза, и…
Его голос плыл из тумана, его голос был теплым, а туман - холодным. Я протянула руки к его лицу и стала поглаживать - ладони нащупывали наклевывающеюся щетину, пальцы прикасались к нежной коже под глазами. Он улыбался - улыбался, и доказывал, что Хаффлпафф - самый отрывной факультет школы. Я хихикнула - уж мой, проеденный Слизеринским наследием мозг мог спокойно построить мозаику действий и событий, и понять, понять, что Слизерин - самое бесшабашное существо в мире, пусть Хаффлпаффцы и славятся своей травой и желтыми домами, горящими глазами и прочей брехней... Силезрин - скользкое, веселое, гордое, шипящие от восторга - змея, большая, зеленая, в красивых черных пятнах, блестящих, чуть-чуть шершавых... Чешуя беззвучно хрустит при каждом ее движении, а она все ползет, ползет вперед, извиваясь и пытаясь найти добычу...
Регор что-то пробубнил, я заморгала, наблюдая его размытый силуэт. Улыбнулась - как всегда, накрутила кудряшку на палец, опустила голову и попыталась вспомнить, о чем мы говорили. Рядом Ксено грохнулся бесчувственным мешком, продолжая хихикать и зажимать в руке пакет с косяками - парню было хорошо. С неба падали разноцветные шарики - защита, наложенная Лавгудом, спала, и теперь шарики плюхались на одежду и волосы, делая их мокрыми и скользкими - мне на нравилось. Шарики были мягкими и прохладными, наполненными какой-то жидкостью, они переливались радугой и, падая на землю, превращались в озера. Маленькие озера для нарглов...
- Хей, Дарлинг, мы не можем здесь больше стоять...
Масло - я решила для себя, что шарики наполнены маслом, из-за разводов и странного цвета - скатывались в рот, мешая говорить. Они были вкусные и свежие - но мне не нравилось мокнуть, тем более в неизвестном науке веществе странной консистенции. Шарики сыпались с легкими шлепками приземляесь на землю, однако один момент меня беспокоил. Они падали все сильнее и сильнее, выворачиваясь в большой расплытый силуэт - я наблюдалиа за ними - прошла секунда, вторая, и мой мозг строил картинку все четче и четче. Шарики превращались в дракона - мокрого, бесконечного, с распахнутой пастью. Я вскрикнула, и, схватив Реджа за локоть побежала к школе - надо было прятаться, надо было куда-то деться - не стоять же под шариковым пламенем?...
Лестницы менялись с поразительной быстротой, мокрые ноги скользили по ступеням - я упала, приземлившись коленом прямо на угол - голая коленка моментально разбилась, хотя я уже привыкла к столь незначительным повреждением. Мои уши все еще слышали шуршание за спиной, я силком тащила за собой не вполне адекватного собеседника (стоит напомнить - уж Алиса-то совсем не в адеквате - прим. ред.), запыхавшись и совершенно не понимая - где остальные люди. До меня только сейчас дошло - наверное, радужныое чудище сьело Лавгуда - как тогда обьяснить то, что он не бежит вместе с нами?... Мои волосы влетели на восьмой этаж - я за ними, за разбросанными в воздухе кудрями, которые жили отдельной от меня жизнью. Я обняла Дарлинга, двигая к стене, а потом сама на нее облокотилось - тут было относительно сухо, а главное - тихо, в тени узкого коридора, освещаемым парой ламп. Я тряслась, прислушиваясь - может, все это и не было правдой? Надоело. Я хотела попасть в место, место, где будет тепло, уютно, где можно будет поразвлечься и делать, все что угодно, место, где нас никто не найдет... За спиной началось какое-то движение - а я... Я вдруг заржала, как единорог, согнулась пополам - меня смешило все вокруг - радужные цвета, шарики с неба, серые, пушистые ушки Дарлинга, мое синее платье - как у Алисы, и внезапно пожелтевшие сапоги, огромный цветной дракон, съевший Ксено... Я потрогала рукой поверхность позади себя - дерево. Толкнула - она поддалась, и мы, смеющиеся, грохнулись на мягкую поверхность.
Я рассеяно поползла вперед - оставляя мокрый след на полу-матрасе. Это действительно был матрас, а все помещение было наполнено сиянием. Глаза распахнулись, и я подтянула Реджи к себе - внезапно весь мой ум протрезвел, я видела все четко, реально, так, как это должно было быть - и одновременно с этим я даже не пыталась поверить. Хогвартс хранит много тайн, верно?
Дверь позади втянулась в стену, а я все рассматривала новое место, полное тайны. В дальнем углу стояла ванна - большая, темная, с позолоченными ножками. Под потолком висело различное барахло - в основном какие-то банки, украшения и лампочки, а так же огоньки и чучела маленьких зверюшек. Одна ёмкость внезапно грохнулась прямо на Регора - я улыбнулась, видя его недовольную физиономию. Что странно, баночка не разбилась - стекла пропали, а жидкость мгновенно впиталась в его лоб и влажную с улицы кожу. Я смотрела на капли - на прозрачные капли на его ключице, на его мокрые глаза, внезапно освободившиеся от бремени Лавгудовского курева. Он быстро дышал - похоже, я слишком неожиданно втянула его в Выручай-комнату... Она каким-то образом скинула с нас воздействие самокруток, но в моей голове еще не настал окончательный порядок. Я подползла к его теплому и влажному телу, рассматривая взъерошенные волосы, светлые губы. Видимо, трава была сильная. Я даже не заметила, как мой язык оказался зажатым между его зубами.
Отредактировано Nicole Bizarre (08.02.2011 14:57:30)
На меня катилась волна.
Только была это не та страшная цунами, что являл собой раз за разом боггарт в моём присутствии, это волна была похожа на искрящийся поток великой Хуанхэ, накрывающий с головой, но вода была лёгкая, пахла отчего-то руками Никки, так же осторожно касалась моего лица.
Я блаженно прикрыл глаза, зная, что этот миг - единственный, ведь время растягивалось, а значит - вот-вот шумящий на переднем фоне поток долбанёт по мне со всей дури, сминая кости в кашу и унося поломанное тельце куда-то на жемчужные берега, где бродят фламинго. В моём подсознании фламинго были ярко-бирюзовыми, с великолепными фиолетовыми разводами - на шерсти. И плевать, что фламинго - розовые. И что у них перья. Фиолетовыми они были явно милее, а нос Снейпа им уж подавно шёл.
Меня смыло. Понесло-повлекло по уступам-поворотам, мимо мелькали лица таких же, как и я - потерянных в этом шторме жизни, и оставалось лишь гадать, почему я не умер, как только вода сбила меня и понесла. Может, я уже умер? И куда меня тогда несёт? И к какому берегу прибьёт?
Выплеснуло. Ноги дико гудели - видимо, они сломались первыми и их хорошо потрепало. Я не чувствовал боли. Наверное, я в раю - сияние лилось со всех сторон, обступая голову мягкими подушками.
Кто-то чертовски звонко засмеялся - я убежден, так смеются только демоны и ангелы, и я не смог не засмеяться в ответ, и упал, судя по всему - меня вымыло на берег, или, может, вытащил мой ангел?
Чьи-то губы коснулись моих. Дымка лишь на немного раступилась, чтобы пропустить в моё сознание тёпло-пьяное выражение голубых-голубых, как морская пучина, глаз и его губ коснулись чьи-то.
Видимо, искусственное дыхание.
Меня вернули к жизни.
- Мой ангел, - прошептал я, хоть уже и понял, что передо мной Николь. Дымка расступилась сильнее, впуская в сознание её тело, прижавшееся к моему, мягкий матрац вместо паркета и огромную ванную в углу.
Я поцеловал её. Ещё раз - обнял плечи, скользнул губами по сонной артерии - к ушку.
- Как думаешь, - шепнул, голос отчего-то охрип, а внутри поселилась сосущая пустота, - в ванной достаточно тепло?
Я уже стянул с себя футболку, скинул жилетку, пальцы скользнули по мокрым волосам Николь - а ведь у неё шикарные волосы, а она постоянно прячет их - сорвали ободок и взъерошили. Чертовски сексуально.
Свитер - к чертям. Да, я запутался в рукавах, да и свитер постоянно норовил изменить цвет или улететь, захлопав рукавами, но кто сидит в ванной в свитере? В сапогах ещё можно...
И увлекся. Да, увлекся.
Слишком долго водил пальцами по спине вдоль позвоночника.
Зачем-то приник губами к солнечному сплетению - опустился на грудь. Внизу живота появилось приятное томление, а чувство, будто от головы откачивали кровь, усиливалось с каждым шумным вздохом Никки. Моей подруги. Просто подруги... просто...
Оххх.
- Мой ангел...
Он явно был в бреду - и я тоже, и когда он плавно коснулся моих губ еще раз, и когда слегка поцеловал ухо - мы были не здесь, мы были где-то в потустороннем, известном лишь нам мире. Мы парили. Мы прыгали по облакам, покачиваясь с такт ветру, и нам хотелось трогать их, мягкие, воздушные, они были под нами, перед нами, над нами - везде. Конечно, я говорю образно. Я известна тем, что я жутко веду себя в первые полчаса после вдоха ароматного дыма, после прикладывания губами к косяку - но зато я стремительно трезвею. И я уже почти пришла к этому состоянию - одно оставалось непонятным - что я творю... Поцелуй Регора прервал размышления, и я с интересом принялась смотреть на последующие его действия. Он прошептал что-то про ванну - хриплым, взбудораженным голосом, а я не могла говорить, я лишь пыталась стянуть с себя свитер, убрать его нафиг. Он кольцами обвивался вокруг тела, не давая наслаждаться теплом, он давал мне недозволенные возможности - ведь играть надо по правилам. Раз Редж снял футболку - и я должна. Я всегда безоговорочно доверяла ему - ведь он знал лучше, и на этот раз тоже. Я просто прижималась к нему поближе - и все.
Мне было тепло. И на несколько мгновений я забыла обо всем, лишь прижимаясь к его телу, к его теплому телу, лишь целуя его шею. У него была гладкая кожа - почти девичья, по-слизерински светлая - я до сих пор не понимала, почему он на Хаффлапффе. Я вообще не понимала, почему он так далеко, почему друзья не вместе, почему нас все время кто-то разлучает. Свитер снят. Он тянул руки к ванне - но я не могла больше ждать - на меня внезапно накатило странное чувство, чувство радости и эйфории. Я хотела чего-то, но не понимала чего, и маленький шарик тепла увеличивался в размерах где-то в животе. Я услышала короткий щелчок - расстегнулся лифчик. Стало холодно - но его губы моментально согрели обнажившуюся грудь. Его пальцы пробежались по позвоночнику - холодные, длинные, нежные пальцы, заставляя шар света биться сильнее, в такт сердцу. Руки вцепились в плечи - теперь я лежала на матрасном полу, пытаясь расстегнуть его брюки. Я понятия и не имела - зачем я это делаю - но все мое тело требовало этого, требовало настойчиво и жестко, а я... Я просто повиновалась позывам своего мозга. Воург летали птицы - они гладили меня своими перьями, а может.. Может это только подушки.
У меня не получалось - и он давал мне это понять коротким смешком. Губа поползла вверх, и я решила рассматривать его губы, его глаза - чтобы хоть чем-то заниматься, чтобы терпеть, чтобы не позволять шумящему потоку сносить меня дальше. Редж знает - я всегда говорила это себе - в любом случае, он всегда давал ответ, всегда делал то, что надо - и на этот раз мое расплывшееся сознание давало ему свободу действий. Он был моим учителем - именно, ведь все свои знания я получала от Дарлинга, от своего первого друга, от весельчака и затейника. С кем я впервые напилась? С ним. Кто потом держал мне, отчаянно выталкивающей из себя содержимое желудка? Он. Кто защищал меня перед старшекурсниками на третьем году обучения? Регор... Я почувствовала, что ноги наконец освобождены - никаких сопог, никакой сырости и духоты. Ох. Его пальцы - его пальцы на бедрах - подцепили резинку трусов... Или это мне все только кажется? Меня трясло - видимо, в комнате было прохладно, пусть холод я и не ощущала. Я решила вновь вспомнить его вкус - судорожно впилась в губы Дарлинга, трогая кончиком языка его язык.
Отредактировано Nicole Bizarre (08.02.2011 22:25:47)
Тихоня, я - тихоня, я маленькая мышка с настороженными ушками, которая ни за что, которая никогда - просто много курит и иногда пародирует Пивза.
Чокнутая, она - просто псих в юбке, у неё прозрачные, голубые глаза и размазанная тушь, её не любят даже слизеринцы, эти скользкие типы, и она никогда, ни за что...
Но почему-то я лежал на полу-матраце в выручай комнате, и её прохладные пальцы скользиви по моей груди, ниже - к ширинке, о мерлин... Я облизываю губы, сначала свои - потом её, перехватываю инициативу - она же, чёрт побери, ещё совсем маленькая, совсем чистая, но...
Музыка-музыка-музыка.
Всё вокруг - музыка.
И мы движемся, как в танце, только совсем не умеем танцевать - слишком горячи, слишком спешим - или не успеваем, и поэтому двигаемся дёргано, порывисто.
Но потом музыка заполнит нас, потом, позже, а пока - а пока я опустился перед ней на колени, и скользнул пальцами по бёдрам, скидывая вдруг показавшуюся совсем-совсем не нужной одежду, окончательно избавив ангела от неё - ведь ангелы летают по раю совершенно обнаженными, им не нужна одежда, зачем она в раю?
Так пусть это будет рай.
Над головами что-то бесперерывно кружилось, вводя и без того замутненное сознание в состояние полного катарсиса, я что-то шептал, сбиваясь, не понимая смысла, главное - тон, голос, вибрация, главное - мои губы, скользящие по её гладкой, прозрачной, тонкой коже, по бёдрам, мой язык, подталкивающий тонкую и нежную кожицу.
Она целует мне шею - мерлин, я готов потерять сознание - как она могла знать, что я окончательно теряю голову от одного лишь лёгкого прикосновения к ней? Хотя, конечно - она лучший друг, она самый близкий, кто, если не она? с кем, если не с ней...
Мы вновь целуемся - как же неловка и ненужна эта одежда, сжимающая мне бёдра, тяжелая и мокрая, от которой на коже мурашки, и только поцелуй Николь возвращает потерянное тепло.
Чёртова трава выветрилась - забавно, что нам нужен всего лишь один ма-а-аленький толчок, чтобы сделать большой шаг, чтобы на чуть-чуть забыть что мы друзья, совсем на немного, и сделать то, что, наверно, давно хотели друг с другом.
Просто не было сил сдержаться.
Я прижимаю её к себе - я и не думал, что она такая маленькая, мне приходится нагибаться, чтобы горячо скользнуть по плечу шершавым, как у кота, языком. Её пальцы выписывают на моей коже узоры - и каждый впивается в плоть острее и слаще, чем все пробитые на мне татуировки. Я опускаю ладонь на её крстец - её тянет вниз, как магнитом, нас обоих тянет вниз, глаза закрыты, зрачки сумотошно бесятся под кожей, я кладу её на тёплые отчего-то матрацы, чувствуя, как с тяжелых кончиков её волос спадают капельки.
Мои острые колени - между её изящных ножек, я притягиваю её к себе, я не могу больше сдерживаться, её тело сияет в свете странной комнаты-рая, как недосягаемые горные вершины, я в очередной раз пробую её кожу на вкус, чтобы убедиться, что вся она - не снег, не сон, не дым - только от её волос чуть пахнет табаком, но потом ощущаю всем естеством её тёплую влажную плоть, расступившуюся передо мной и невольно охнул. На миг опёрся лбом о её плечо, заглянул в глаза - они были огромными и тёмными, как глаза русалки. И я, покачиваясь, позволил себе окунуться в это райское море, и оно взбурлило и зашумело, потеряв покой.
Учиться, учиться и еще раз учиться - да, пожалуй... Только это в большинстве случаев не мой вариант. Смотря у кого - все мое стремление и понимание предмета зависит от преподавателя - если учитель близок мне, то материал я пойму и усвою. Другое дело - учиться у того, кто в каком-то деле полнейший чайник, учиться вместе, преодолевать трудности и в конце концов получить результат. Похоже, Редж был восторжен - я же, напугана, любопытна и несколько смущена. Он меня выше - Регору приходиться наклоняться для каждого поцелуя, для каждого прикосновения. Мне нравится ощущение защищенности - когда его фигура нависает надо мной, все мысли испаряются - я в тени своего защитника, своего друга, который лишь на короткое мгновение перестал быть им. Ничто не меняется - мы просто узнаем друг о друге чуть больше, просто перешагнем еще одну ступеньку, бережно держась за руки. Он бережно обнимает меня - мои глаза закрыты, я и так чувствую все, чувствую кожей, губами, слышу каждый шорох и внемлю каждому движению Реджа. Мое тело на мягком полу, - а его легко потрясывает - от желания. Мое любопытство, мои инстинкты, все сводится к одному - к шарам энергии в наших животах, к основам, заложенным в нас миллионами поколений. Гены мешаются, мешаются судьбы - только способ выразить свою покорность, свою страсть, свою жажду остается неизменным. Мои соски упираются в его напряженную грудь, его губы на моей скуле - я придвигаюсь к нему в поисках источника, источника, который заполонит мое ныне мертвое тело, который заставит душу летать, летать где-то не здесь. Его лоб на моем плече - и теперь моя очередь хотеть его так же сильно, как он хочет меня. Мне жарко - и я чувствую его горячую плоть в себе. Я не ожидала, не ожидала, что он такой... Все мои мысли испаряются - потому что я вижу его лицо, лицо с распахнутыми любопытными глазами, глазами лесных эльфов из греческих сказок. Его белое лицо с раскрасневшимися щеками, нежный, полный желания взгляд - я не могу оторваться от него, рассматриваю, будто вижу в первый раз. Я хочу большего - хватить, в конце концов страшиться неизбежного - и Редж это понимает. Я обнимаю его крепкое тело, а он двигается вперед, еще больше сближая наши тела. И мы ныряем с головой в этот поток мыслей и чувств, оставляя ангельские крылья позади.
Черные ногти на белой коже - они впечатывают узоры на мужской спине розовыми царапинами. Резкий выдох - прильнуть к нему, не давать видеть слезы - незачем разрушать момент, такой хрупкий, такой внезапный... Красный, черный, белый - три цвета смешиваются в сплетенных телах. Я утыкаюсь носом в его шею - пусть слышит, пусть чувствует - главное, чтобы не видел капельки соленой воды на щеках.
Боль. Я привыкла ее терпеть, терпеть физический недостаток, но сейчас, когда моя оболочка совершенно разрушена, я не могу скрывать чувства - ведь я только что позволила им выливаться наружу. Мое тело напряжено - и он стягивает его руками, покрытыми узорами татуировок. Конечно, он все понимает - слышит мое громкое, напряженное дыхание, чувствует, какими влажными стали мои щеки. Я не хочу его пугать, пусть и ощущаю тревожное напряжение его мышц, не хочу останавливаться - все мое естество настойчиво требует, чтобы он продолжил покачивать бедрами, пусть и это не слишком пока приятно. Я медленно отрываю пальцы от его спины - чуть поглаживая, задерживая дыхание - продолжай, со мной все нормально... почти. Мой шепот дико хрипит и трясется - будто осиновый лист на сильном ветру.
- Пожалуйста...
Трава Лавгуда давно уже испарилась - то искусственное чувство эйфории вытеснили новые, естественные позывы, когда два юных тела тянуться друг другу в поисках поддержки и новых ощущений. Я боялась сейчас - что все прекратиться, что не удаться впитать всю сладость любви физической. Я хотела узнавать, хотела получать новое - хотела прильнуть к его телу и не отпускать его, я просто хотела - и желание это было сильным и подсознательным. Я хотела вновь оказаться в горячем облаке, чтобы теперь радуга была вызвана счастьем, а не наркотиками. Я поцеловала его шею - чуть проводя влажными языком и щекой по бледной коже.
офф: оно жутко ><
Я никогда не думал, что можно так самозабвенно захлебнуться. И не в цунами, сносящей тебя, как пушинку, и не в цунами Лавгуда, в котором сносит твою крышу, а вот так вот... в человеке.
Я никогда не понимал, за что девушкам столько боли - они расплачивались ими, словно липкими медными монетками - за счастье стать девушкой, женщиной, матерью... видит Мерлин - я старался быть мягким настолько, насколько вообще возможно быть, когда в твоей голове шумит прибой, и тело само норовит выскользнуть из-под слабеющих ладошек разума. Но она всё равно дрожала в руках, и я аккуратно погладил её по голове, отрывая от лихорадочных, болезненных в своей сладости поцелуев.
Я никогда не умел в самом деле успокаивать слёзы - а Алиса плакала часто, и всё, что я тогда мог - заключить её в крепкие объятия, предоставляя, представляя собой хоть какую-то защиту.
И сейчас я сделал так.
- Никки - шепнул я, поцеловал её мокрые от слёз щёки, и не был больше порывистым, ведь тело девушки - как пластилин, который надо согреть под своими пальцами, выписывая и вписывая в него свой собственный рисунок, чувствуя себя Пигмалеоном, а не врываться в него враждебно, сухо, забываясь, не быть завоевателем - хотя, говорят, некоторым только так и надо. Но не мне. Я - старше, умелей, сильнее, вернее - стальнее, а значит, мне нести ответственность - Мерлин, я проклинаю это слово, - но на этот раз она отчего-то совершенно не тяготила меня.
Согреть тела легко - а души?
Я наверное неправильный, я совсем не о том думаю, я целую её грудь, прикусываю соски - заставляю выгибать спинку, царапаю короткими ногтями её бёдра. Чувствую, как скрещиваются её щиколотки за моей спиной, надежно заключая меня в капкан, удивительный капкан, из которого я не могу и не хочу бежать, и, кажется, теперь её стоны - удовольствия, и у меня от них кружится голова и волоски на теле встают дыбом.
Скользит по позвоночнику горячая капелька пота, - масло, смазывающее чёткий, ритмично двигающийся механизм. Частые вдохи - сиплый от постоянного курения и страсти выдох - частые поцелуи.
- Никки, - хриплое, в полузабытьи, нежное, - обжигающий плоть шар всё чаще прорывается не вздохами - стонами, сама кровь обращается в огонь, терзая жилы, я прикусываю нижнюю губу - свою/её, без разницы - не видно разницы, потому что удивительно, но мы - одно, и эта пляска на границе ада и рая на раскачивающемся канате всё больше напоминает танго - смесь ярости, боли, веры и любви.
Мы катаемся на радужных качелях - пока он успакивает меня, пока выравнивает такт моего дыхания - теперь я дышу быстро, но уверенно, заглатывая воздух большими вдохами. Он мягко прижимает меня к себе, поглаживая по голове, целуя щеки и на пару секунд ослабляя свой напор - я нежно цепляюсь за него пальцами, ожидая, пока слезы перестанут литься. Регор действует нежно и аккуратно - я прикусываю губу, пока рвет все оковы, пока пробивает нам проход в безболезненное, животное и похотливое море наслаждения. Я нежно цепляюсь за его губу зубами - чуть прикусывая, лишь разыгрывая его желание, и он чуть улыбается мне. Осторожно, будто я - нечто столь ценное и необычное, Регор начинает покачивать бедрами, взывая к богам, сидящим в моей голове. Эти существа - знаете, как в маггловских мультиках, они советуют мне, что делать, как поступать, и всегда по разному, но сегодня, лишь сегодня, эти двое сошлись во мнении, сжалились над моим естеством. Мне снова становиться жарко, и теперь я медленно теплею под его ладонями, под его губами.
Холодные зубы прикусывают сосок - я выгибаю спину, обхватывая его стан ногами - еще, я хочу большего, Редж, покажи мне свои возможности. Изо рта вырываются короткие и приглушенные мурлыкивания, я забываю свои пальцы в его волосах, исследуя губами его лицо. Его прямой нос, его нежные веки - он действительно красив, красив для многих, но сейчас - он мой, лишь мой. Он пахнет лавандой и табаком - дикое сочетание, которое ласкает мой нос, будто очень дорогой парфюм. Я помню лавандовые поля - если идти, идти долго-долго, сквозь лес, вдоль реки, если сбежать из дома на пару дней - то можно наткнуться на этот фиолетовый, благоухающий океан, хранящий сны и лица, сберегающий тайны и хронику. Я помню, как можно с трепетом ждать конца урока - когда тебя отчитывают, когда тебе обидно, а потом достать из заначки тонкую палочку, истинно маггловское извращение, наполнить кабинку туалета дымом и расслабиться. Теперь я знаю еще один вид наслаждения - и он смешивает все чувства, до этого известные моему молодому сердцу. Кто-то наверху, какой-то художник, он мешает людей, как краски, и на этот раз мы создали неповторимый оттенок, оттенок только наш, оттенок болезненный и страстный, нежный и простой - нам не нужны никакие выдумки, потому что я наслаждаюсь Реждем, а он - мною. Мы просто покачиваемся в такт далекому прибою - с одной лишь разницей - он слишком, слишком медлителен, а мы... Мы слишком стремительны, поскольку боимся, что этот момент, как хрустальный шар, развалиться, распадется на куски. Он прикусывает мою губу - я щекочу языком его шершавое и сухое небо, а мои руки бродят где-то в районе его бедер. Он хрипит мое имя - тихо, но отчетливо, а я прижимаюсь к нему ближе, интенсивнее стягивая кольцо своих ног. Меня страшит новая волна - оказывается, сфера внизу живота не одинока - клубки энергии в бешеном порыве приближаются к ней, медленно скатываясь от ребер к животу, объединяясь во что-то большое, во что-то теплое, готовое вылиться наружу. Я выгибаю спину, двигаясь все быстрее, обнимая его шею руками, рыча от наслаждения. Я прижимаюсь грудью к его груди - и слышу дикий ритм его сердца, совпадающий с ритмом моего собственного механизма жизни. Я уже понимаю, то шея - самое его уязвимое место, и посему, не найдя себе другого способа выразить свои чувства, чувства, которые вот-вот должны были бы вырваться из груди, я впиваюсь в него поцелуем. Такое чувство, что сейчас из меня что-то вырвется, и мне хочется быть ближе - я быстро-быстро нашептываю его имя, смешивая его с горловым хрипом и частыми-частыми поцелуями. Он переворачивается на спину, и я вижу в его глазах животных огонь, и понимаю - я сейчас выгляжу так же. Я уже не могу терпеть - он тоже. Шар, который так долго нагревался, лопается, мой позвоночник изгибается, изо рта вырывается полукрик, и он стонет одновременно со мной. Мне тепло - я падаю на его грудь, раскидывая волосы во все стороны, прижимаясь к его мокрому, потному телу своим телом. Стук сердца барабанит по перепонкам, я дышу - дышу быстро-быстро, и чувствую его горячую ладонь на своей голове.
Отредактировано Nicole Bizarre (09.02.2011 17:12:21)
Мысли путаются и окончательно пропадают из моей несчастной головы, это напоминало какой-то жар, простуду, непередаваемую,невыносимую болезнь, от которой закладывало уши и немели кончики пальцев. Остался только ускоряющийся ритм, приближающий неизбежное, лишь её поцелуи - господи, я и не знал, что она такая нежная, - ей уже небольно, какая может быть боль, когда внутри тебя творится такое, и я, понимая это, властно сжимаю её талию одной рукой, опираюсь на матрац - ладонь скользит, она вдруг оказывается сверху - или, может, весь мир перевернулся с ног на голову.
Я запрокидываю голову - стон вырывается из пересушенного горла, когда горячие губы девушки касаются шеи, а колени сжимают моё тело. Я чувствую всей своей плотью, внезапно конвульсивно дёрнувшимися мышцами, её мокрым, прижавшимся ко мне телом - огонь во мне приобретает форму, деформируется, захватывает власть, и я сам, совершенно как Николь парой минут (часов? секунд? если раньше время растягивалось, то теперь потеряло своё значение) выгибаюсь. Волосы, скользнувшие по лицу пахнут дождём и дурманом, я запомню этот запах надолго, на всю жизнь, я рычу, когда чувствую, как вся накопившаяся во мне страсть и любовь переходят в самое мое естество изаполняют девушку.
Ресницы дрожат, я и не успел заметить, как обеими руками обнял пытавшуюся уравнять дыхание Алису, прижал к себе. Мышцы подёргиваются независимо от меня, я счастлив, я абсолютно счастлив - и внутри у меня словно бы пустой лист, пахнущий дурманом и дождём. Я закрыл глаза, чувствуя наше общее тепло, поцеловал влажные губы и аккуратно уложил девушку рядом - пробежался пальцами и поцелуями по её белоснежному, тёплому телу, вызывая в нём дрожь, запоминая каждый его сантиметр - мы были так торопливы и порывисты, что я совсем не успел его достаточно изучить, - собирая языком капельки пота, провёл языком по внутренней стороне бёдер, собирая несколько сгустков крови. Глупо и, возможно, извращенно, но я почему-то счёл, что первая кровь не может просто впитаться в матрац. Я поражен: как я раньше не замечал, что рядом со мной распустился такой цветок? Куда там всем этим Нарциссам и писаным красавицам иже с ней - передо мной сейчас лежала девушка, теплая, обнаженная, счастливо свернувшаяся в клубок, и я не мог представить существо милее и роднее её. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас моя душа свита с её в неразрываемый клубок чувств.
Я ложусь с ней рядом - глаза у неё счастливые, а потом её носик утыкается мне в грудь, а я молча глажу её волосы и улыбаюсь обняв одной рукой. Выручай-комната положила на наши тела лёгкий, словно бы сотканный из воздуха и шёлка, одеяльце, под головой я ощутил огромную пуховую подушку.
- Спасибо, - шепчу зачем-то я, и не знаю кому. - Мой ангел.
Спокойствие и ровное тепло выливается в ленивую сонливость, я понимаю, что на самом деле устал, и слышу, как меняется тон сопения Николь - кажется, она засыпает... И правильно. И правильно... И сам я не замечаю, как мои мысли растягиваются, как их окончание теряется где-то за просторами сознания, и, зарывшись лицом в волосы девушки, я мягко позволяю сну взять над собой верх. Кажется, мы оба заслужили этот отдых, ровно как и то, что произошло между нами минутами раньше.
Я лежу на нем, а его тело трясется в истерических конвульсиях. Он горячий - мне нравится тепло, которое объединяет нас бурным потоком, которое связывает нас крепче любых уз. Он медленно снимает меня с себя, укладывая на мягкую поверхность. Его губы на влажной коже - он медленно покрывает меня поцелуями, гладит руками, вылизывает, словно кошка котенка. Он снимает меня весь негатив, оставляя лишь легкое ощущение эйфории - меня трясет в экстазе, а он улыбается. Язык Регора мягкий и теплый - он тонкой полосой скользит по бедру, заставляя мышцы сжиматься, вновь наполняя тело теплом. Я устала - у меня болят ноги и спина, но голова при этом будто перышко - я вижу и слышу все отчетливо, чувствую каждый его вздох, каждое прикосновение холодных пальцев к коже. Комната каким-то чудесным образом стерла все воспоминания о нас, никто не сможет догадаться о том, что мы здесь делали, никто не узнает, что мы здесь были. Редж тоже заметает следы - но его способ уборки заметнее и приятнее, и я с нетерпением внемлю его прикосновениям, каждому из них. Он ложится рядом со мной - и я не могу упустить возможность снова прикоснуться к нему, моя щека на его груди. Его сердце размеренно стучит мне в ухо, а рука заплетается в волосах - мне так уютно и хорошо, и теперь вообще ничего не нужно, нет. Лишь мы покоиться на его теле, наслаждаясь его дурманным запахом, скользя пальцами по его торсу.
Мягкая подушка зачем-то утыкается мне в спину - что ты, комната, мне это не надо. У меня есть собственная, мягкая и любящая подушка, которая, пожалуй, не такая удобная, зато родная. Я покрепче обнимаю Регора, упрямо отодвигая приношение Выручай-комнаты, а в это время тонкое одеяло материализуется из воздуха, накрывая наши тела. Я улыбаюсь - похоже, материнский инстинкт Хогвартса не дремлет.
Мои глаза закрываются - ресницы трепещут, будто листья на ветру - я не хочу засыпать, хотя усталость и боль в мышцах упрямо дават на психику. Я хочу лишь тепла и ласки, хочу, чтобы часы остановились, чтобы растянулись на годы, чтобы мы лежали здесь всегда... Редж прижимает меня ближе, нежно и настойчиво - я принимаю это, как колыбельную. Сон обрушивается как всегда не заметно - подкрался и забросил меня в капкан грез и мечтаний.
Я так устала, что никто не смеет вырваться в мой сон - и поэтому просыпаюсь я чуть ли не впервые в жизни от воздействия извне. Мое извращенное сознание дало телу отдых - за что я ему крайне благодарна. Мои глаза еще закрыты - веки, покрытые веснушками, слегка подрагивают, и я слушаю дыхание Реджа. Я точно знаю, что это он - легкий хрип все еще слышен, правда, совершенно не понимаю, что он делает здесь - в Слизеринской спальне. Я чуть потягиваюсь - и тело сводит судорогой - мышцы затекли и болят, словно после кросса - мой мозг напряженно работает, пытаясь вспомнить собития прошлой ночи. Я открываю глаза - надо разведать обстановку. Мой взгляд, затуманенный и сонный, встречается с глазами Регора - счастливыми и блестящими. И я моментально вспоминаю, вспоминаю все - от первой боли до оргазма, сотрясшего мое тело. Это пробегает кинолентой в моих зрачках - и я вижу сначала чуть сочувственную, а потом нежную полуулыбку на его губах. Я пытаюсь что-то сказать - из горла вырывается сначала тихий хрип, а потом подобие приветствия. Легкий смех разрывает тишину, а я кладу руку на его грудь. Она медленно скользит по обнаженному животу, потом по чуть видным кубикам торса, потом запутывается в коротких кудряшках... Холодные пальцы моих ног в это время ищут тепла у его ступней. Я счастлива, относительно бодра, и, главное, абсолютно трезва.
Сон был лёгким, воздушным и потрясающе бессюжетным, там был город, сделанный из бизе, были синие-синие горы и гладкая, отполированная морским бризом плитка, в которой отражалось зенитное солнце. Мне вообще часто снились такие пейзажи - удивительно, что только эти сны, только это эфирное, эфемерное состояние несдешнего покоя, и приносило мне эмоции достаточно светлые, чтобы призвать патронуса.
Я не знал, о чём теперь буду вспоминать, когда мне зададут задачку "самое счастливое в твоей жизни". Мы проснулись, кажется, одновременно - удивительно, я, кажется, поймал её изменившееся дыхание и это меня встревожило, я поднял тяжелые веки и тихонько застонал - с непривычки, а может, после чудо-травы для кизляков, ломило поясницу, а бёдра гудели, как пустые медные котлы. Я лежал явно в неудобной позе - я привык засыпать на боку, зажав одеяло между коленей, или на животе, но Николь, лежащая на груди...
Губы расплываются в блаженной улыбке, я перекатываюсь головой по подушке, едва удерживаясь, чтобы не зарыться в неё носом, промурчав что-то. И даже боль в конечностях не помешает удивительной лёгкости во всём теле.
Она поднимает на меня глаза - огромные и удивленные, я смеюсь, не в силах держать в себе это - она была столь забавной, а всё, что между нами произошло - столь закономерным, что казалось лишь ещё одним шагом на пути друг к другу. Я хочу сказать что-то, но понимаю, что всё сказанное мной будет сущей глупостью, включая фразу: "Я думал, что "дружбу скрепляют кровью" несколько иными путями..." - а потому лишь улыбаюсь и потягиваюсь, убрав затекшую руку из-под девушки. Её пальцы щекочат мой торс, я приподнимаюсь на локтях, касаясь носом её щеки:
- Мало получила? - я шучу, конечно, но всё-таки лучше бы ей убрать ладошку от столь опасных мест - если не хочет рецедива. Я зажимаю её холодные ступни между своих, касаюсь поцелуем завитушки у виска - растрепанные волосы и лёгкая сонливость - самая лучшая одежда, в которую только может одеться девушка, и отвечаю ей тем же, каким-то почти ритуальным жестом проводя горячими кончиками пальцев от шеи, между грудей и вниз по животу. Чуть дрогнул губами, хмыкнув привычное: - Всегда нужной температуры.
Мне плевать, что будет, когда мы выйдем за пределы комнаты - время, которое раньше расстягивалось, теперь потеряло свой счёт. Я не знал, утро сейчас или вечер - а может быть, мы проспали ни одну лекцию и нас уже ищут на коридорам? Не знаю. Мне как-то плевать - зато я уверен, что то, что произошло между нами, а вернее - с Николь, прошло, кажется, как нельзя лучше - по крайней мере от искр в её блестящих глазах такого же как и у меня, голубого цвета, мне спокойно и сладко.
- Мало получила? - Я улыбаюсь, медленно и недовольно доставая руку из-под одеяла. Может и мало, что с того, может я хочу еще раз окунуться в радужные берега реки под названием Счастье? Он нагло тянет свои ладони к моему телу и проводит по ним таким же жестом - медленно переставляя пальцы по коже. Я всегда удивляюсь - почему после сна у него теплые руки, теплые пальцы, а я... Я ледышка, закутывающаяся одеяло, словно в кокон. Он делает то же, что минуту назад запретил мне, и я не даю его наглым пальцам проникнуть туда, куда бы им не следовало и направляться, со звоном - не сильно, зато громко, шлепая Реджа по мягкой ладони.
- Подлец!- Я картинно закатываю глаза и смеюсь - переползая на его теплое тело, ложась на него сверху и упираясь локтями в его грудь - чтобы смотреть в глаза Регора, чтобы просто прижиматься к нему. Глаза Дарлинга голубые - но темнее моих, цвета летнего неба, на котором нет ни одного облачка, цвета морской воды. Я медленно и размеренно дышу, и чувствую, как его тело напрягается в привычной манере - смеюсь, сотрясая наши тела. Возможно, мы продолжили бы приключения прошедших часов - но тихий всплеск заставляет прислушаться. Я приподнимаю голову и вижу прозрачную воду в ванной - от нее идет чуть видный парок - комната наполнила ее для нас, чудное создание, и губы расплываются в коварной улыбке. Я наклоняюсь к нему ближе, и, может быть мне просто кажется, тонкие мужские губы складываются в поцелуях. Но он наивен - во мне проснулась та самая подружка-Николь, которая не намерена целоваться (нет, она хочет большего - но надо же разрядить обстановку беготней), мои волосы падают на его лицо, а губы прикладываются к уху. Я шепчу - очень тихо.
- Кто последний?!
Он знает эту игру, и знает, что я, лежа сверху, добегу до золотого корыта первая. Что мои пальцы первее коснутся теплой воды, что я заставлю потом его выполнять все мои желания - эта традиция, которую вся наша компания чтет со второго курса. Как же иначе...
Водопад волос по обнаженной спине - девушка разгибается, пытаясь расшевелить затекшие мышцы. Чуть покачивается - неприятно, но терпимо, просто нужна небольшая тренировка. На лопатке, чуть прикрытой темными кудрями, летают черные, маленькие ласточки - татуировка, о которой Николь, да и в принципе никто еще не знает. Маленький бабушкин фокус - мало заметное, но действенное волшебство, которое сможет раскрыть ей секреты внучки.
Я бегу по мягкому полу, а кости ломит, а мышцы болят - но моя цель - ванная. Я чувствую мягкое прикосновение Регора к щиколотке - он не даст мне выиграть, конечно. Выставляю вперед руки - падаю на подобие бесконечного матраца - а его спина маячит впереди. Она белая, наполненная крепкими, пусть и незначительными мускулами. Красные полосы с обеих сторон - я с грустью смотрю на них - моих рук дело. Ох, лучше не опускаться ему в воду... Регор ждет меня - как благородно - и я встаю, чуть улыбаясь, подхожу к нему сзади, прикасаясь губами к лопаткам. А потом первая залезаю в ванную, демонстративно подняв голову. Ха-ха. Я первая.
С ней безумно легко было - всегда. Нет, когда она плакала, когда её рвало, когда мы ругались (всякое бывало), приходилось закусывать губы, чтобы не ляпнуть лишнего, чтобы дать успокоиться. Но любить её не составляло труда, быть с ней рядом было приятно, дурачиться, смеяться, дуться и капризничать, готовиться к занятиям, говорить и играть в догонялки, шутливо драться, судачить о ком-нибудь, шляться по магазинам, смотреть с ней фильмы и обсуждать книги, а ещё - целовать её губы и, теперь - заниматься любовью было сущее блаженство, потому как легко. Хоть я и привык к трудностям.
И вот сейчас - шепчет на ухо, а потом подлетает ласточкой - я едва успевая подняться резким, сведшим судорогой мышцы, движением на корточки, вскидываю голову, делаю почти звериный прыжок и хватаю её за пятку, смеясь.
- Не уйдешь, лиса! - но потом она, разумеется, догонит, вернее - я позволю ей опуститься в воду первой, а сам сяду за её спину, уложу на свою грудь, чуть шипя от щемящей боли в царапинах, оставленных Николь. - Ну ты прямо зверёныш, - бурчу, стараясь устроиться поудобней, легонько чмокаю в макушку - поцелуй почти дружеский, если бы не тот факт, что мы полулежали обнаженные в ванной после секса. - Я не знал, что у тебя есть татуировка...
Падкий на подобные украшательства и находящий их особенно сексуальными на женском теле, я чуть отстранил девушку от себя, пригладив чуть приподнятую кожу татуировки. Птички куда-то скользили на гладкой белой коже, выделяясь эффектными галочками.
Впрочем, мелочи. Главное - я проиграл наше маленькое состязание, а, значит:
- Итак, госпожа Алиса, ваше первое желание? - я улыбаюсь. От горячей воды, которая странно-приятно пахнет сиренью - вокруг Хогвартса она не цветёт, она напоминала о лете, о ветре из открытого окна моего дома и спокойном, миром, не тяготящем одиночестве, - тело кажется легким, воздушным, боль засыпает мягкими толчками, оставляя после себя онемение и сладкое желание потянуться.
Тело Николь гладкое, прохладное - мерзлячка она, всё-таки, - и удивительно хрупкое даже в кольце моих отнюдь не блещущих культуризмом рук. Я думаю, почему-то - о нас. Мы останемся друзьями - почему-то в это верилось, но что-то самую малость изменилось. Я и раньше мог спокойно сказать: "я не дам её в обиду", но теперь, пожалуй, я не допущу и... Не знаю, как сказать, как же это выразить... Но у Никки, у моего ангела, обязательно будет самый лучший, хм.. парень, пожалуй. По крайней мере не хуже меня. Разве что более нежный и менее хулиганистый.
Я лежала в прозрачной воде. Мои волосы медленно мокли на концах - потом будут виться еще сильнее, создавая контраст крупным волнам у корней. Подбородок Реджа упирается в мой затылок, а пальцы наших ног ведут беседу друг с другом. Мне тепло, мне хорошо - не хочется даже думать о дождливой улице. Его легкий поцелуй на щеке, мне приятно - совершенно дружеский жест, теперь имеющий большее значение. Лишь еще один поток информации, лишь пара часов, проведенных вместе - как история на ночь в палатке под развесистым дубом. Еще одна сказка, прочитанная впечатлительными детьми - ничего более, мы ведь только друзья. Друзья... Вместе познающие мир люди, мы лишь двое любопытных детей, которые по шагам познают этот мир. Открывшие для себя еще одно развлечение - развлечение, о котором нельзя говорить никому, даже себя. Потому что если взрослые узнают - получим нагоняй...
Он говорит что-то про татуировку - может быть, у Регора глюки - прекрасно же понимает, что бабушка не разрешит... Я прикусываю губу, смотря в одну точку. Он же ничего не знает о моей семье - я предпочитаю умалчивать о том, что мои родители покинули этот мир, оба - по собственной воле. Не говорю о том, что живу с чистокровной бабушкой - пусть это и так всем известно. Молчу о наследстве - опасно распространяться о своем богатстве. Я не люблю деньги, не люблю все эти споры о крови, о волшебниках - не проще ли оставить магглов в покое, они в нашу жизнь не вмешиваются... Почти. И мы не будем - верно ведь? Регор помнит о правилах, и я вспоминаю о своем выигрыше. Он должен мне желание, и я точно знаю, чего хочу. Мне не нужны эти животные, страстные поступки, я хочу нежной человеческой ласки. Хочу просто ощущать на себе, в себе его пальцы, нежиться в тепле его ладоней, ощущать прикосновения рук. Я поудобнее устраиваюсь в его объятиях - мы и так всегда понимали друг друга с полуслова. А уж теперь-то... Регор точно знает, что мне надо, и всегда наперед. Я поднимаю глаза к потолку - он ведет свою жизнь, жизнь, которая не зависит от нас - простых смертных. Мои волосы намокают, а пальцы ног отмораживаются, я тихо и глубоко дышу. Вспоминаю про его вопрос - улыбаюсь.
- Регор, какие татуировки, о чем ты... Ты же знаешь - я любой боли боюсь... А иголки, даже в тових руках, тем более. Я выдерживаю максимум разбитую коленку.
Я чувствую на плечах его руки, и прямо-таки ощущаю сочувственный взгляд - он все еще чувствует себя виноватым за принесенную боль. Дурачок. Небольшая жертва, чтобы получить потом такой поток энергии и удовольствия - я могла бы повторять это ежедневно. Я еще не дошла до этого - но мой рассудок понимает, что эта ночь больше никогда не повториться. Мы просто станем еще ближе, и что теперь мы, я и Регор, несем друг за друга ответственность. Я трусь носом об его влажную руку, покрытую тонкими светлыми волосками. Мне так хорошо...
заткни мною дырку,
иль брось меня в пламень,
иль просто пой из меня –
делай что хочешь.
только не отпускай из рук.
Желание исполнено. Сегодня ты, Николь, моя маленькая принцесса, ради которой принц готов превратиться в котлету, спекшись внутри доспехов под жаром драконьего пламени. Ты мой ангел, моя звёздочка – путеводная, не меньше. Поэтому я держу тебя в руках, как самое дорогое сокровище на планете, как только что вынутую из тёплой раковины жемчужину. Я то и дело поливаю твою мраморную, холодную и гладкую кожу, из ковшей ладоней, но, видимо, не мне суждено её согреть по-настоящему, раз и навсегда.
У тебя удивительные глаза, Алиса.
Так что я всё-таки постараюсь.
Я вылез из ванной первым, помог подняться тебе – удивительная штука, эта выручай-комната – на уголке ванной лежали два махровых полотенца, жёлтое и зелёное. Даже немного грустно стало – вот так, разбрелись по цветам-факультетам. Такая мелочь, глупость, что напоминает это не иначе, чем расистские предубеждения – например, стоит «зелёным» завидеть «красного», как они заочно его ненавидят. Тщательно вытерев её тело, я прижал её плечи к себе, прижал свои губы к её. Вдох-выдох, не более – а теперь, кажется, пора собираться. Комната услужливо впустила в себя сотню и один шорох – но все они были тихи и призрачны, а, значит, обед мы явно не проспали. Скорее всего ещё была ночь, а это значит – вновь красться по теням, чувствуя себя лазутчиками Её Королевского Величества, царицы ночи.
Пафос, пафос-пафос. Ночью отчего-то всегда тянет на него. В голову лезет такая слякоть, что утром стыдно признаться, что это – наша…
Но не сейчас, сейчас ночь чиста и стёрта нашими телами, правда, Никки?
Поэтому я улыбаюсь, дожидаюсь того, как ты спрячешь свои прекрасные волосы под ободок и открываю перед тобой двери.
И даже грустно становится, что твоё идеальное тело, плавящееся под моими сведёнными судорогой наслаждения пальцами, я больше не увижу. Хотя так, наверно, лучше. Друзья – это намного честнее, чем даже самые преданные любовники.
Друзья позволяют сохранить хоть какие-то иллюзии…
Регор встряхивает головой, откидывает длинные волосы, кожу лица пронзает длинный шрам через глаз к брови. Жилетка, висевшая на тощем теле, натягивается, едва сдерживая сухие мускулы. Улыбнувшись девушке, метаморф потрогал жёсткую, с лёгкой сединой, щетину на подбородке и направился в гостиную Хаффлпаффа – в конце концов, Стефан Тюдор частенько туда наведывался.
флешбек закрыт
Вы здесь » FLAGRATE: «marauders. chapter II» » ➸ омут памяти » All You Need Is Love 20/10/1976